Былички «Страна сновидений»

Когда времени на сон не хватает, сны начинаешь ценить, как подарок судьбы. В студенческие годы эти подарки отличались необыкновенной роскошью. Днём — работа, учёба, спортивная секция,- предельный ритм, который только в молодости можно выдержать. И как награда — поздно вечером, погружаясь в долгожданный сон, уплывала в сказочно- восхитительную Страну Сновидений. Там были необыкновенно красивые, как крылья бабочек, цвета, такие же необыкновенные сюжеты. Там я умела взлетать силой своего желания. Летала иногда так стремительно, что боялась на скорости во что-нибудь врезаться. Некоторые из тех снов я запомнила и потом почти без изменений использовала в своей книге «Встреча с Саламандрой». Собственно, с записи снов и началась работа над этой книгой.

Вторая жизнь, проживаемая во сне, была ярче и радостнее реальной дневной жизни. Меня в юности удивляла неразборчивость памяти: и сны, и реальные события уравниваются в воспоминаниях, как могилы уравнивают людей, живших в разные времена. Причём часто жизнь во сне вспоминается реальнее, чем действительные события. Или это только мне ближе воображаемый мир, а у других всё происходит иначе? Мы ведь привыкли свои ощущения проецировать на восприятие окружающих людей, пока жизнь не убедит нас в том, что одни и те же события все воспринимают по-разному.

В Стране Сновидений происходили необыкновенные события, глубокий смысл которых я смогла понять лишь потом, спустя много лет. А кое-что, наверное, не поняла до сих пор.

Одним из таких снов было странное видение: огромное белое купольное помещение, всё пространство которого занимал НЕКТО в длинных белоснежных одеждах. Его лица не было видно из-за ослепительного сияния, которое оно излучало. Себя я начинаю осознавать мужчиной, стоящим на руке этого гиганта, о котором сразу понимаю, что это Бог ( замечу, что тогда я ещё была атеисткой). Рука меня поднимает, и я вижу, как уплывает вниз каменный выступ в стене в виде стола. На столе стоят глиняные фигурки людей, безжизненные и неподвижные. Все они изображают различные типы людей, одетых в средневековые костюмы. Здесь торговки, крестьяне, купцы, менялы, господа и слуги — разношёрстная толпа глиняных игрушек.

Я оказываюсь католическим монахом с выбритой тонзурой на голове, в длинной чёрной рясе, подпоясанной верёвкой, с откинутым на плечи капюшоном.

Другая Божественная рука берёт со стола глиняную фигурку рыцаря, и он тоже оживает на ладони.

— «Твоё предназначение, монах?»- слышу я сверху громовый голос, и испуганно отвечаю, не успев даже подумать. Слова проговорились сами собой :

— » Понять природу добра и зла и делать добро.»

Рыцарь на другой ладони был разгневан, что я раньше появился на свет и так складно ответил. Тем временем тот же вопрос был задан и ему. Пока он мямлил что-то невразумительное, хватаясь за меч и свирепо поглядывая в мою сторону, ладонь опустила меня на землю. Я немедленно спрятался от рыцаря в белоснежных складках Божественного одеяния, понимая, что тот будет меня преследовать. Так оно и получилось. Едва оказавшись на земле, рыцарь попытался меня разыскать, что ему, по счастью, не удалось.

Следующий кадр: берег тёплого южного моря, светит солнце, на широкую полосу розового песка лениво накатывали волны. Слышны только шум прибоя и крики чаек. Я — монах-отшельник, сижу в маленькой пещерке в отвесной скале. Выдолбленный в стене каменный топчан, каменный стол с толстой свечой и огромной раскрытой книгой — вот и вся обстановка.

Вдруг я с ужасом увидел бредущего по песку рыцаря в блестящих доспехах. Оглядываюсь и не нахожу в пещерке ничего, что могло бы послужить мне орудием защиты. Делать нечего. Обречённо выхожу, делаю церемониальный поклон. Рыцарь тоже раскланялся и повел меня в город к мировому судье — решать, кто из нас в этой жизни важнее.

Город был похож на захудалый посёлок городского типа: тощие деревца, залитые ярким мартовским солнцем пятиэтажные «хрущобы».  Всюду кипела жизнь. Дамы в средневековых нарядах драили на балконах доспехи, сушили и выколачивали пыль из боевых знамён — готовили мужей к летним крестовым походам.

На одном из подъездов была табличка: «Мировой судья». Мы поднялись на второй этаж и зашли в приёмную. Я тоскливо присел на стул, а рыцарь надолго нырнул в кабинет судьи. У меня состояние пассивной обречённости —  понимаю, что рыцарь с судьёй сейчас по-свойски всё обговорят и решат дело не в мою пользу. От этих размышлений всё во мне постепенно стало меняться, и я превратился в женщину. Секретарша, увлечённо занимавшаяся косметикой, удивлённо вскинула на меня глаза.

Наконец из кабинета показался довольный рыцарь. Сначала он ничего не мог понять, потом догадался о моём перевоплощении и с презрением вытолкал меня прочь из приёмной, напоследок не по-джельтменски спустив вниз по лестнице.

 

Этот сон на протяжении жизни помогал мне преодолевать пассивную покорность судьбе. И с неправедным судом мне приходилось не раз сталкиваться, и только неразрешённая ситуация сна помогла мне дойти до конца, —  до полной моей победы.

Заявленное во сне предназначение — понять природу добра и зла и делать добро — вели меня всю последующую жизнь через размышления, сомнения и катаклизмы к напряжённому и по сути безнадёжному поиску истины.

Я сталкивалась с людьми необыкновенно добрыми, и с людьми, от которых мне приходилось терпеть чудовищное зло — но они не считали себя злыми. Если хочешь понять природу зла — готовься к встрече с ним. Я это тоже поняла и не ропщу на судьбу.

Но были в том сне и загадки. Почему Бог создавал не индивидуально каждого человека, а ТИПЫ людей, как будто потом им предназначено было размножиться до нужного количества? Может, потому мы находим единомышленников, близких по духу людей, что принадлежим к ОДНОМУ ТИПУ?  И вспомнить своё предназначение: «Понять природу добра и зла и делать добро» вместе со мной могли бы сотни других людей, живущих в разных странах, в ком живёт ТИП монаха — отшельника? Профессия, пол и возраст при этом роли не играют — они индивидуальны, зато души имеют общее психологическое ядро.

Быть может, задуманное Создателем равновесие ТИПОВ людей со временем нарушается — одних становится слишком много, других — катастрофически мало. И почему-то всегда изменения происходят не в лучшую сторону. Так грядки зарастают сорняками, но опытный огородник должен их во-время пропалывать. Такой «прополкой» в человеческой жизни становятся природные катаклизмы, потопы, кровопролитные войны, расчищающие генетическую палитру людей. После этого Создатель снова принимается за процесс создания ТИПОВ, чтобы восстановить нарушенное равновесие, а заодно обновить на новом уровне генофонд жителей земли. Возможно, этот процесс мы переживаем и сейчас, но по своей близорукости его не замечаем.

Глиняные человечки были одеты в средневековые костюмы 12 — 13 веков, наверное в тот период  происходило очередное обновление человечества. Возможно, в некоторые периоды процесс обновления оказывался настолько масштабным, что можно говорить о разных цивилизациях. Если это предположение верно, мы постоянно находимся в зоне творческого внимания Создателя.

 

Снам я благодарна. Они открыли мне иной мир. Они бескорыстно помогают в творчестве, подсказывая неожиданные сюжеты для картин и книг. Может, многие сны являются игровым обучением нашей души, как мы в игре обучаем маленьких детей? Необходимость видеть сны заложена в нас генетически, и согласно данным исследований, сны видят абсолютно все, хотя не все их запоминают. Значит, такое обучение проходит каждый, но на разном уровне — от сновиденческих дошколят до сновиденческих академиков. Когда Менделеев увидел во сне таблицу химических элементов, он был таким «академиком».

Есть ещё одна разновидность сна — «видения». Они видятся в бодрствующем состоянии на некоем экране внутри головы особыми внутренними глазами. ( У большинства людей это зрение отсутствует, поэтому его существование отрицается. Большинство признаёт только те аномалии меньшинства, которые являются ущербными, например дальтонизм). В пространстве видений можно смотреть в разные стороны и передвигаться в нём силой своего желания вполне осознанно, при этом сохраняя контроль за внешней средой. У меня, например, однажды возникло видение с открытыми глазами, когда я ехала на велосипеде. Но при открытых глазах оно не имеет такой чёткости, как при закрытых, потому что происходит наслоение внешнего и внутреннего зрения.

Возникают видения стихийно, неожиданно, чаще всего как реакция или ответ на какой-то насущный вопрос. Видения многое объясняют и часто показывают в образной форме энергетическую подоплёку происходящих событий. Эти сны бодрствующего сознания являются свойством индивидуальной психики, хотя в силу каких-то обстоятельств наверное могут появиться практически у каждого. Просто большинству это не нужно, и душа их старательно отгораживается забвением даже от вполне легальных сновидений. Самопроизвольно возникающие видения, по описанию похожие на мои, иногда возникали у известного психоаналитика Карла Гюстава Юнга. Сначала они его испугали, но потом он счёл их результатом работы подсознания и на этом успокоился, а видения после этого, кажется, перестали его посещать.

О том, как сны переплетаются с жизнью и как они влияют на творчество, расскажу несколько глубоко личных историй, происходивших на самом деле.

 

ВТОРАЯ ЖИЗНЬ

 

1986 год был для нашей семьи переходным состоянием между двумя жизнями. Как в древности мерили историческое время войнами, правлением знаменитых царей, особо разрушительными природными явлениями, так и мы стали мерить время пожаром. Время до пожара — благополучная жизнь на окраине Ленинграда в бревенчатом особнячке со всеми удобствами (кроме телефона), с большим приусадебным садом и моей мастерской на втором этаже. Время после пожара…

Напалмовая шашка, брошенная в мою мастерскую в одну из ночей в конце февраля 1986 года, послужила началом новой жизни. Спасая свою дочь, едва не сгорел, надолго попал в больницу муж. И уже стало неважно, что погибла вся моя живопись, графика, натурный материал, офортные доски, книги, дорогой антиквариат — перед возможностью потери своих близких. Как никогда, я почувствовала в то время ценность человеческой жизни и была счастлива, что все мы остались живы. Но речь сейчас не об этом.

Месяца за три до пожара я просматривала свои работы, готовилась к двум серьёзным выставкам и хвастливо думала при этом, что работ у меня хватит на большую персональную выставку в Союзе художников. Кроме всего прочего, накопилось огромное количество зарисовок и этюдов, привезённых из поездок. Хотелось сделать по ним серию пейзажей. Планы строились в привычном русле.

И вдруг всё сметено пожаром — ни живописи, ни графики, ни зарисовок. В сорок лет моим творческим багажом оказались всего лишь голова, руки и непрошибаемый оптимизм. Как выяснилось, это немало, и в 1998 году на своей первой большой ретроспективной выставке я смогла показать более двухсот произведений живописи и графики, и это был ещё не весь мой багаж. Но это было потом.

Вся тяжесть послепожарного периода целиком легла на меня. Надо было получить, отремонтировать и освоить новое жильё, заработать денег на восстановление жизни всей семьи. К осени мне стало казаться, что я выдержала какой-то серьёзный экзамен.

В 1986 году моим первым «мирным» периодом стала золотая осень в доме творчества «Челюскинская» в Подмосковье, где мы с мужем впервые встретились, и куда по очереди (кто-то должен был оставаться дома с детьми) ездили потом работать.

В ту осень в Челюскинской я впервые столкнулась с восприятием незримого мира. Было это в самый  красивый, золотой, солнечный день сентября. Днём после обеда решила поехать в Москву, чтобы купить билет на короткую поездку домой. Солнце играло в яркой осенней листве, розовыми полосами лежало на асфальте. Весь мир переливался золотыми бликами. От такой красоты душа начинала петь и парить, утопая в шёлковой листве, как вдруг из некоего конкретного участка неба я уловила неожиданную информацию.

Мне представились запертые двери, охраняемые неподкупным ангелом, и ошеломлённая старушка перед ними. Эта старушка — мать маминой подруги, на старости лет стала ханжески — фанатичной богомолкой. Я была с ней плохо знакома, но её семья жаловалась, что она изводит родных требованиями исполнять все церковные предписания: телевизор не смотреть, в кино не ходить, посты строго соблюдать. Сама она была убеждена в своей праведности и теперь стояла перед закрытыми воротами, недоумевая, почему Бог её к себе не пустил. Это не было зрительным видением — просто внутри себя ощутила всю ситуацию и состояние этой старушки.

Полученная информация, в истинности которой я не сомневалась, несказанно меня удивила. Я стала размышлять о том, что представляет собой Бог, и почему Он пренебрёг человеком, который ему  молился. Умом, несмотря на титанические усилия, я ничего понять не могла. Тогда вспомнила свой давний способ разрешения вопросов, на которые не могла найти ответ.

Ещё в ранней юности, лет в шестнадцать, как-то неожиданно обрела способность размышлять и тут же оказалась перед множеством неразрешимых вопросов. Мне немедленно надо было понять тайные движения человеческой психики, о которых до того не имела даже умозрительного впечатления. Писала рассуждения в виде диалогов о справедливом устройстве государства и была потом удивлена, что изобрела очередной велосипед – такими диалогами увлекались ещё древние греки. Но зато в своих умственных перенапряжениях нашла способ получать ответ на самые непостижимо — трудные для меня вопросы.

Надо было расслабиться, погасить в голове все мысли и попытаться слиться с задаваемым себе вопросом. Для себя я это называла «понять явление изнутри». В голове при этом было тихо и пусто. Из этого состояния я выходила с готовым ощущением ответа. Требовалось тут же, пока ответ не забылся, подобрать для него нужные слова и их запомнить.

Надо заметить, что в то время отрицалось даже существование телепатии. Мой способ получения информации был партизанщиной, которой я не находила в книгах объяснения и потому не придавала ей особого значения. Спустя много лет, когда появилась  литература по различным психическим техникам, я узнала, что очередным изобретённым мной «велосипедом» была медитация. Но тогда о таком слове я не догадывалась, не знала его и осенью 1986 года, когда вплотную задумалась о проблеме Божьих симпатий.

Вспомнив о своём способе «понимания явления изнутри», расслабилась, в голове всё смолкло. Только-только я стала куда-то улетать, как вдруг почувствовала ощутимый ЗАПРЕТ и слова, извне появившиеся в моей голове:»ЧЕМ БЛИЖЕ, ТЕМ ДАЛЬШЕ».  От неожиданности я остановилась. У меня было ощущение воздействия колоссальной силы, кого-то на уровне Архангелов.

Я стояла и потрясённо оглядывалась вокруг. Было ощущение, что меня окружает невидимая прозрачная стена. Ни ветерка, ни звука не проходило сквозь неё. Всё вокруг замерло в полной неподвижности, как на фотографии. Вопреки законам природы не колыхалась листва деревьев, как будто время остановилось. Это продолжалось секунд десять. Потом прозрачная стена развеялась, листва неуловимо зашевелилась, обвал звуков обрушился на меня: гудели далёкие электрички, шелестели деревья, дачный посёлок полнился привычными бытовыми шумами.

Меня охватила такая всеобъемлющая радость, что я побежала. Потом спохватилась: пока явление не ушло совсем, попросила подсказать, что значат слова «ЧЕМ БЛИЖЕ, ТЕМ ДАЛЬШЕ». Ответом был образ зеркала, в котором мы видим отражение Бога. Чем ближе мы подходим к зеркалу, тем дальше уходим от Бога, который стоит позади нас и отражается в зеркале. Зеркало — это религия, а религия — Зеркало Бога, но не сам Бог.

Раз уж так получилось, поспешила задать ещё один вопрос, на который давно и  безуспешно искала ответ: ЧТО ЕСТЬ ЗЛО? Втайне я думала, что зло — это «РАЗРУШЕНИЕ». После пожара я не знала другого ответа. Но мне внушили другое понятие — «НАСИЛИЕ» (над естественным ходом вещей).

Ликующая радость не покидала меня несколько дней. Это была встреча с Небесной силой, огромной и светлой.

По приезде домой я узнала, что мать маминой подруги ( привидевшаяся мне на небесах старушка), несколько дней назад умерла. С точностью до минуты можно было вспомнить время моего «видения», легко было вычислить время прихода души на небеса после смерти. Но это была ТАЙНА, которую я не имела права знать, и потому не стала сопоставлять сроки.

Так впервые я почувствовала вторжение в свой мозг откуда-то извне неизвестной интеллектуальной силы. Вторжение произошло по моей вине, потому что я сама нахально по своему неразумию влезла без спроса в невидимый мир, и ещё слава Богу, что со мной мягко обошлись.

Это свидетельство иной, Вышней силы, окончательно избавило меня от былого атеизма. Теперь радио и телевизионная пропаганда приучили людей к тому, что верить в Бога не только допустимо, но даже необходимо. Но раньше отовсюду шла информация совершенно противоположного толка. Как и многие, я подозревала о существовании кого-то, кто стоит над нами, но добросовестно считала себя атеисткой.

В восьмидесятых годах в творческих кругах возникла мода на Православие. Может, для большинства это была не мода, а искренняя вера. Но были многие, в ком побеждала постная показуха, которой мне хотелось противопоставить конкретные знания. Поиски истины привели меня в 1982 году к изучению всех религий, о которых я в то время могла что-то прочитать. Книги были серьёзные, атеистические, с глубоким научным подходом. Тем не менее они привели меня к убеждению, что Бог существует, и все религиозные системы по-разному Его отражают и вместе с тем искажают. ( Как говорили древние, малое знание отвращает от Бога, большое — приводит к нему). Стремление докопаться до истины привело меня к Богу, но оно же не даёт успокоиться в догмах какой-то одной конфессии, даже если это — родное Православие.

 

«ИСТОРИЧЕСКИЕ»  СНЫ

В юности бывали иногда сны, абсолютно не связанные с современной жизнью. Они были необыкновенно яркими и до сих пор переживаются как реальные события. Один из них был из жизни первобытных людей. Сон начался резко, как первые кадры классического фильма.

Было промозглое весеннее утро. Мы сидели у едва тлеющего костра среди зарослей кустарника и тонких лиственных деревьев. Я – девочка – подросток, рядом со мной сухонькая, ушедшая в свои мысли Мать. Напротив нас, отгороженный едким дымом костра, сидел Отец – могучий и красивый бородатый старик лет 35 – 40. Через правое плечо у него была перекинута меховая перевязь, переходящая в такие же обмотки на чреслах.Мать была закутана более основательно.

Костёр совсем не грел. Метрах в 15 вверх по склону за деревьями виднелся обширный пригорок, на котором под лучами восходящего солнца на сухой прошлогодней траве таял иней. Казалось, что там тепло и сухо, и очень хотелось согреться в этом тепле. Я встала, обошла по кругу костёр (около Матери дорогу преграждал густой кустарник) и побрела вверх до края деревьев. Там я остановилась и стала смотреть на освещённую солнцем поляну, не решаясь выйти за пределы леса. Вдруг на плечо мне легла тяжёлая рука. Это был Отец. Он ничего не говорил, но и без слов было ясно: туда нельзя. Я вернулась к костру и села на корточки рядом с матерью. Вдруг ощущение тревоги сжало сердце. Со стороны поляны и сбоку из леса среди кустов, пригнувшись, бесшумно спешили к костру 8 парней в набедренных меховых обмотках. Четверо из них, совсем ещё подростки от 10 до 15 лет, вызывали у меня тёплое родственное чувство. Это были мои братья. А четверо взрослых парней – опасливое и отстранённое. Они были прибившимися к нашей семье чужаками.

Отец встевоженно встал, оглядывая подбегающих парней, которые будто бы вырастали из кустарника. Его молниеносные взгляды напористо кидали команды. Никто не говорил. Всё было понятно без слов. Враги рядом. Надо немедленно спасаться бегством.

Мать извлекла сбоку от себя ивовую высокую корзинку, обмазанную внутри глиной, и стала быстро сгребать туда догорающие угли с золой. (Корзинка была примерно 25 см. в диаметре и 40 см. – в высоту). Сверху она прикрыла её такой же плетёной, обмазанной глиной крышкой, и прижала корзинку к груди. Это было самое ценное достояние семьи.

Трое чужих парней под командным взглядом Отца, пригнувшись, исчезли среди кустов. Они бесшумно спешили вниз по склону в сторону реки. Там под ветвями старых ив, склонившихся над водой, были спрятаны у самого берега две пироги – длинные лодки, выдолбленные из цельных стволов больших деревьев. Парням надо было их отвязать и вывести на чистую воду.

Вслед за ними цепочкой по незаметной тропке спустились мы. Впереди шли мои братья, за ними — Мать с корзиной, потом Отец. Замыкала цепочку я. Отец единственный шёл, выпрямившись во весь рост, отслеживая действия идущих, и зорко оглядываясь по сторонам. Помню его широкую спину, возвышающуюся впереди.

На мелкой весенней листве дрожала роса. Вдруг у меня под ногой хрустнула веточка. Отец свирепо на меня оглянулся, и я обмерла от его ужасного взгляда. Дальше я двигалась с ещё большей осторожностью. До реки было метров 100, не больше.

Пока мы подошли к берегу, парни уже подготовили лодки – пироги. Сами они сели в первую лодку, прихватив кого – то из наших парней. Мы с Отцом плыли во второй. Наш берег со стороны реки весь зарос лесом и довольно круто уходил вверх. (Пройденный нами спуск к реке был  наиболее пологим участком берега). Зато противоположный берег был низкий. Ивовые заросли на нём виднелись только у самой воды, а вдали клочьями рос лес. Мы плыли под нашим крутым берегом, как можно ближе к нему. Отец осторожно погружал в воду шест, отталкиваясь им ото дна. То же самое делал парень в первой лодке. Они умудрялись делать это бесшумно, без единого всплеска. Остальные сидели в лодках, затаив дыхание, не шевелясь, даже думать о чём –то боялись, – мысли тоже можно услышать. Я думала, что мы плывём близко к берегу, чтобы шесты могли достать до дна. Позже я поняла стратегию Отца: из –за прибрежных зарослей враги с высокого берега не могли нас заметить. А вот на середине реки или у противоположного берега мы были бы, как на ладони.

Так мы бесшумно добрались до поворота реки и наконец почувствовали себя в безопасности. Теперь можно было расслабиться и спокойно вздохнуть. Солнце освещало оставшийся позади опасный берег, но мы чувствовали: там никого нет. Дальше мы плыли по реке, счастливые, что удрали от опасности.

Река разлилась ещё шире. В её излучине показался удлинённый пологий остров, к которому мы направили свои пироги. То, что проиисходило на острове, я сочла, проснувшись, сонной фантазией.

Вдоль его берега росли невысокие ивовые кусты. За ними открывалась большая пологая поляна, покрытая молодой травой. Посредине поляны росло большое цветущее дерево, увешанное лентами. Вокруг дерева, взявшись за руки, шли в хороводе абсолютно голые девушки с распущенными волосами и венками на головах. Парни на первой лодке совсем потеряли голову и причалили к берегу, несмотря на молчаливый гневный запрет Отца. Девушки завизжали и разбежались, — но куда им деться с острова? Парни кинулись их ловить.

На этом сон оборвался. Он был таким отчётливым и последовательным, что события реальной жизни вспоминаются не так ярко, как этот сон. Стала я читать книги о первобытных сообществах, неандертальцах, ранних религиях, — и убедилась в абсолютной реальности всех событий.

Эти люди не умели говорить – даже внутри головы не было ни единого слова,- только ощущения, телепатическое восприятие мыслей и приказов другого человека. Значит, это было позднее неандертальское племя, дожившее до ранних земледельческих цивилизаций. Оно было обречено на вымирание, т.к. растить детей в таких условиях было невозможно. Они боялись открытых пространств, где их могли заметить и убить, а ведь оружия у них никакого не было. Даже костёр разводили в лесу, где не был виден его дым.

Количество людей в семье тоже соответствовало нормам от 8 до 15 человек, — так легче было прокормиться собирательством. Принимать подростков, потерявших свою семью, тоже было принято в первобытных племенах. А хоровод голых девушек соответствовал обрядам земледельческой магии. Очевидно, эта неандертальская семья заплыла на территорию осёдлых земледельческих племён. Судя по реакции наших парней на хоровод девушек, гены неандертальцев не пропали бесследно.

 

Другой запомнившийся мне сон  не знала, к какой категории отнести – исторических снов или кладбищенских. Дело происходило в Греции во времена античности. Я себя чувствовала духом (или душой) юноши – керамиста, погибшего примерно в 25 лет и похороненного на местном кладбище. Всё происходящее я наблюдала глазами этой души не в полную силу чувств, а как будто вся острота впечатлений и переживаний была закрыта белёсой пеленой.

Картинка началась с того, что я (душа) вышла из – за ряда кипарисовых деревьев по деревянным мосткам вслед за тихой процессией. Трое взрослых мужчин и два мальчика позади них, все в белом, шли гуськом по мосткам, уходя с кладбища. Справа от мостков поднималась высокая стена, сложенная из плоского дикого камня. За ней виднелись кривые ветви инжира с почти облетевшей листвой и багровые листья винограда. Слева ровными рядами располагались небольшие могилки – ванночки с каменными вертикальными плитами в изголовье. Мостки были не лишними: землю между могилами заливала вода. Очевидно, после дождя. Мостки шли вдоль изгороди, но потом под прямым углом изгибались, окаймляя кладбище, и выводили на площадь.

За площадью, вымощенной большими и неровными каменными плитами, находился Храм дорического ордера, весь белый. Он стоял на крутом краю высокого холма. За ним виднелась долина, окружённая другими холмами, поросшими лесом. Впереди за кладбищем стояло большое прямоугольное строение без окон, которое мне показалось довольно мрачным. За ним виднелся ряд весёленьких домов, трехэтажных, с треугольными фронтонами, украшенные геометрическим орнаментом из красного и белого кирпича. Окон на фасадах не было, только маленькие, плотно закрытые двери на первом этаже.Солнце близилось к горизонту и заливало строения золотым светом. Это было чудесно.

Мне надоело плестись по мосткам за процессией, и я вспомнила, что я – душа, могу летать, и мне ни к чему эти людские трудности. Хоть какая –то польза от бестелесности. И я полетела над могилками напрямик к площади, попутно читая на них надписи, вырезанные в камне клинописью. Многие имена были мне знакомы, и я с сокрушением думала: «как, значит и этот уже умер, и этот…».

Пока я летела так к площади, солнце опускалось всё ниже. Узорчатые тени от кладбищенских кипарисов легли на фасады домов, долина погрузилась в вечернюю синеву. Постепенно солнечный свет на зданиях налился оранжевым великолепием, оставляя внизу густые сиреневые тени.

По площади тем временем шли трое мужчин поодиночке, в разных направлениях. Все они были одеты в какие –то белые тоги. Один из них вскоре скрылся за углом храма, второй приблизился к краю холма и стал смотреть вниз на долину, а третий, пожилой толстый грек, направлялся в сторону домов. Я отважилась на эксперимент. Мне хотелось узнать, сможет ли он меня увидеть. Изначально мне почему –то было известно, что допускать этого нельзя, но проверить хотелось. Я подлетела к нему сзади совсем близко, голова к голове, даже хорошо рассмотрела лысину и бородавку на его затылке, но он меня не заметил. И если до этого я старалась не попадать в поле зрения живых людей, то теперь вздохнула с облегчением и перестала обращать на них внимание.

Солнечный свет тем временем стал меркнуть, за мрачным домом у кладбища сгустились тени. Там обнаружилась узкая улица, в которую я из любопытства нырнула. Любопытство вызывали странные визгливые звуки, которые, нарастая, слышались где —  то в той стороне. Из глубины города под прямым углом в улочку вливался переулок. Звуки слышались из его сумрачной глубины. Я затормозилась в нерешительности. Какафония усиливалась. Визжали, звенели, гремели и дудели множество инструментов, каждый сам по себе. Звуки всё нарастали, и даже для моего бестелесного слуха становились нешуточным испытанием. Наконец я не выдержала и заглянула в переулок. Навстречу мне шла пёстрая толпа пляшущих, исступлённо веселящихся людей в венках. У многих в руках были длинные палки с пучками цветных лент на верхушке. Впереди они вели вымытого и расчёсанного козла с длинной шерстью и крутыми рогами. Он был украшен лентами, на рогах укреплён венок. По видимости, процессия направлялась к храму, и это был храм Диониса, бога виноделия. В панике я заметалась: вот уж эти в таком состоянии, что смогут меня увидеть! – и рванула обратно на кладбище. На этом сон кончился.

В этом сне всё мне казалось искажением истины: храм на краю холма (вместо того, чтобы быть в центре города, как полагается в Европе), трёхэтажные дома – и это в древней античности, отсутствие окон, слишком гладкая стена из дикого камня, и наконец ванночки – могилки, так похожие размерами и формой на бытовавшие в 70 –е годы гипсовые «раковины». Так мне казалось, пока я в 1995 году не оказалась в интереснейшем туре по Греции. (Появляется странное состояние головокружения, когда попадаешь в местность, которая раньше виделась во сне. У меня несколько раз так было, и каждый раз я оказывалась во сне в том же месте в более раннюю эпоху).

В Греции я не нашла конкретного места, где всё происходило. Возможно, на острове Крит, потому что пейзаж там больше всего соответствовал увиденному во сне. Всё было узнаваемо: храмы на краю холма, чтобы их было видно из долины. Изгороди из гладкого дикого камня, их фактура, цвет глиняного раствора между камнями. Каменные плиты, которыми мостились площади. Даже кипарисы росли на кладбищах – оказывается, это были кладбищенские деревья с древнейших времён. На Крите в городе Илларионе есть музей керамики. В основном там представлены находки из Кносского дворца. Там я нашла глиняные образчики трёхэтажных орнаментированных домов с треугольными фронтонами. Правда, образчики были с окнами, которые можно было позволить себе только со стороны двора. На фасаде в целях безопасности окна тогда не делали. Даже могильные раковины, в обилии представленные в музее, были точно такими, как во сне. И вместе с тем я изнывала от ностальгии: всё было знакомо, узнаваемо, любимо, и всё было наполнено другим содержанием. Я понимаю москвичей – старожилов, тоскующих по ушедшей Москве.

 

Некоторое время мне снилась целая серия «кладбищенских» снов с местом действия на одном и том же кладбище. По ощущению, оно находилось где – то на юге Франции. В шести  или семи запомнившихся мне снах в виде чьей – то души я летала по кладбищу и рассматривала могилы, причём всегда это происходило днём. Кладбище располагалось на обширном холме, на вершине которого за деревьями виднелась простая церковь – базилика с простой колокольней. Во французской провинции такую можно найти чуть ли не в каждой деревне. Само кладбище в бодрствующем состоянии мне казалось сонной выдумкой: могилы располагались хаотично, довольно плотно ( особенно ближе к церкви), при этом венчались четырёхугольными колоннами на постаменте и с барочным украшением наверху. Все они были разной высоты, разной степени украшенности и натыканы под самыми разными углами друг к другу. На самом деле могил как таковых не было, из земли торчали только эти колонны.  (Надо помнить, что все эти сны относились к периоду моей юности, когда железный занавес прочно отделял нас от зарубежья, преграждая доступ любой доподлинной информации).

Однажды я в виде духа девушки с двумя пожилыми спутницами пролетала над этим кладбищем и узнала его. Я вспомнила, что была когда – то здесь здесь похоронена, и поэтому отстала от других духов, чтобы разыскать свою могилу. Когда место было найдено, обнаружилось, что там вырыт неглубокий котлован под строительство дома. Наверное, эта часть кладбища была слишком старой и ушла под снос. Была осень. Вечерело. За полосой деревьев, ограждавших кладбище, садилось солнце, силуэты стволов и ветвей создавали красивый узор на фоне золотого неба. Немного полюбовавшись этим зрелищем, я полетела догонять своих спутниц, которые уже скрылись за деревьями.

Последний кладбищенский сон начался с того, что я в виде духа пожилой женщины вылетела из маленького прямоугольного окошечка на одной из граней могильной колонны. Наверное, при жизни я была довольно состоятельной особой, потому что моя колонна была крупнее и богаче остальных, к тому же располагалась близко к церкви. Время было послеобеденное, ярко светило солнце. Стоял погожий летний день. Я облетела вокруг церкви и вернулась на кладбище. Около церкви суетились какие –то люди, но я не обратила на них внимания. Осмотрев ближайшие могилы, я нырнула в свою колонну в другое, меньшее окошечко на противоположной грани, и на этом сон кончился.

В первой же поездке во Францию мы проходили как –то мимо кладбища Монпарнас. Каково же было моё удивление, когда я увидела тот тип кладбища, который видела во сне! Это была другая местность, но такое же хаотичное расположение могил, прямоугольные столбики с барочными украшениями наверху, и даже прямоугольные окошечки на противоположных гранях. Голова идёт кругом, когда видишь наяву реалии, увиденные во сне.

 

ПОДСКАЗКИ НЕВИДИМОГО МИРА

 

Жизнь моя всегда оказывалась полна событий, которые захлёстывали, кружили водоворотом, иногда больно ударяли. Удары были не только психологическими, но и вполне материальными. Невероятное стечение обстоятельств помогло нам спастись в 1986 году при пожаре. Летом 1988 года меня на скорости сбил велосипедист ( я тоже ехала навстречу на велосипеде). Результат — травма лицевого нерва, сотрясение мозга. Весной 1989 года меня сбивает мотоцикл. С размаху падаю затылком на камни мостовой, кувыркаюсь, теряю сознание, но чудом остаюсь жива и даже без переломов. Потом ещё с месяц на меня пытались наехать машины и мотоциклы, но я проявляла бдительность и каждый раз успевала во-время отскочить. Техника на меня летела, как будто во мне сидел крупный магнит. Я помню ошалелые круглые глаза велосипедиста и мотоциклиста, когда они сворачивали со своего маршрута и в нарушение всех правил выезжали на встречную полосу, чтобы меня сбить. Значит, так было надо.

После всех житейских передряг и падений у меня в голове наверное что-то расчистилось или просто изменилось. А с 1989 года мне вдруг стали видеться картинки. Они неожиданно появлялись перед внутренним зрением, которое было наработано ещё с институтских времён. В те годы я частенько не могла заснуть до утра, обдумывая композицию, отрабатывая её на внутреннем экране. (Можно было бы, конечно, включить свет и работать за письменным столом. Но тогда бы я помешала выспаться сестре, с которой жила в одной комнате).

Позже выяснила, что у мысленной работы есть свои преимущества. Если делать эскизы на бумаге, энергия творчества распыляется, дробится на множество частей, хотя при этом оттачивается внешняя форма. Но я отношусь к тем художникам, для которых важнее внутренний мир, настроение, энергетика создаваемого произведения, а не его поверхность. Поэтому даже в живописи маслом самые сложные композиции я делаю сразу на холсте, практически без эскиза. Но это возможно только с Божьей помощью, которую я почти всегда ощущаю.

 

Период 1989 — 1992 годов был для многих особенно трудным. Свобода хищной коммерции на всех уровнях, расцветающий пышным цветом культ денег, гиперинфляция, пустые магазины, талоны на продукты. По мастерским художников ходили волны коммерсантов, иногда по дешовке скупая, а чаще обманом забирая десятилетиями накопленные работы. Трудно было удержаться от общих веяний и не уйти в коммерческое отношение к искусству. Помогли картинки, приходившие сами по себе. За ними открывался сложный мир, который я назвала «Люди и страсти».

Когда впервые на внутреннем экране мелькнула картинка, которая не была вызвана предыдущими размышлениями и личным заданием, я была крайне удивлена. Композиция была по стилю «не моя», но при этом ничего  подобного я ни у кого не видела, значит всё равно «моя». Я привыкла много работать, и меня не затрудняло сделать очередной бросок в сторону от своего привычного стиля.  Первыми картинами стали «Ночные гости», «Большая игра».

Потом «увиденные» композиции посыпались, как из рога изобилия. Очевидно, открылся какой-то канал, которым я не преминула воспользоваться. Среди явленных мне композиций поначалу были штук пять, энергетически резко отличавшихся от прочих. Они были очень яркие, остроумные, броские. Чувствовалось, что за ними стоят известность и денежный успех. Я поняла, что они пришли из нижнего (дьявольского) мира — был в них циничный душевный холод и чрезмерная завлекательность. (Такого рода картинки иногда приходится видеть на выставках. К сожалению, художники не всегда контролируют, ОТКУДА черпают вдохновение. А зрители покупаются на внешний эффект, заглатывая крючок вместе с наживкой).

Не трудно было догадаться, что последует за первым блестящим успехом: внутреннее разложение и, возможно, шизофрения. С испуга я более чем категорично сказала «нижнему миру» : «Мне от вас ничего не надо», постаралась напрочь вычистить эти картинки  из головы. Они бесследно исчезли и больше никогда не появлялись.

В искусстве постоянно приходится быть начеку, отслеживая источник получаемой информации, чтобы не навредить себе и другим. Нет большой беды, если незаслуженно пострадаешь в людском мнении. Настоящая беда придёт, если низкими мыслями и делами отвратишь от себя Вышние силы. В глубине души я робко надеюсь на их всепрощение, потому что ПОИСК не может быть без ошибок. В своих мольбах прошу не дать мне сбиться с пути. Меня, как непоседливого младенца, постоянно вытаскивают из каких-то передряг (а может быть, сами устраивают их для тренировки и обучения?). Как бы там ни было, мне часто приходилось убеждаться в мудрой и благожелательной помощи Светлых Сил. Как я благодарна им за ВСЁ !

Мы, люди, подобны маленьким детям. Тычемся в разные стороны, познавая мир, набивая себе шишки. Всего убедительнее личный опыт, и нам его дарят во всей полноте.

Есть и другой путь. Мы можем благополучно сидеть на месте, играя в честолюбивые людские игрушки, ориентируясь в своей жизни только на плотный материальный мир. Зачастую Вышние силы нас на этом пути оставляют. Может, мы им становимся не интересны, а может, сами теряем с ними энергетическую связь.

 

Когда «подаренных сюжетов» накопилось больше десятка, я вдруг вспомнила давний сон, увиденный ещё до пожара. Тогда мне снилось, что я показываю кому-то свои картины. Я знаю, что эти работы мои, но с удивлением обнаруживаю в них какой-то незнакомый стиль и непривычные для меня сюжеты. И вот теперь, когда пришедшие ко мне композиции сложились в серию, я узнала в них картины, прежде увиденные во сне.

Поневоле пришлось удивиться закономерности развития творчества. Быть может, у меня специально «отняли» предыдущие работы, чтобы расчистить место для новой живописи, которую мне поручено было написать?  Знать бы поконкретнее все будущие поручения, может, стало бы легче жить? Ведь на самом деле совсем не хочется страдать в передрягах, которые сваливаются почти на каждом шагу. По-человечески просишь: «Да минует меня чаша сия», а потом спохватываешься: «На всё воля Божья». Хорошо ещё, что испытания соразмерны нашим малым силам.

Со временем жизнь вошла в своё русло. Случайно убедилась в закономерности: как только деньги кончаются, они опять откуда-то неожиданно приходят, и можно, как говорится, жить дальше. В итоге научилась о деньгах не думать. Если они нужны, их дадут. А если мои планы неверны, я буду сидеть без рубля, пока не пересмотрю намерения. Своеобразная игра с судьбой в «угадайку». Но осознание ИГРЫ успокаивает. Понимаешь, что всё будет, как надо, хотя продолжаешь суетиться по своей человеческой привычке. Опять же: «Под лежачий камень вода не течёт».

 

По счастью, приходили значительные по своему смыслу сны, возвращали в мир фантазий ( или другой реальности, которую мы пока не в состоянии понять?). По материалу некоторых снов писала картины. Это не было протокольным  отражением увиденного. К сожалению, невозможно длительное по времени событие показать в одном сюжете. Приходится его «переводить» на язык живописи, главное в котором — не пересказ, а ощущение определённого настроения. И всё же эти картины нуждаются в пояснении, без которого сюжет остаётся не вполне понятным.

Хочу здесь вспомнить о двух снах, чрезвычайно для меня важных, послуживших темами картин.

 

Снится мне мост через бесконечно широкую реку, один берег которой утопает в ярком солнечном свете, другой поглотила беспросветная тьма. Вся река сплошь запружена мелкими лодками и редкими большими кораблями, стоящими на рейде. Я со своими спутниками иду по мосту к тёмному берегу. Уже видны красные огоньки, прорезающие тьму. Но чем ближе к тёмному берегу, тем более разрушенным и непроходимым становится мост. Стоят подъёмные краны, строительные леса и провалы затрудняют путь.

Я со своими спутниками спускаюсь к реке и начинаю по лодкам пробираться к берегу. В некоторых лодках остаюсь надолго. Другие быстро уходят из-под ног и тонут, при этом я едва успеваю перепрыгнуть в более надёжную. В этом своём нелёгком продвижении теряю всех своих спутников и незаметно для себя меняю направление. Вдруг я опять очутилась рядом с мостом. Идти по лодкам оказалось намного труднее, чем по мосту, и я не замедлила вновь на него взобраться.

Широкий мост был залит солнечным светом, по нему мощным потоком шли в направлении берега машины. До берега оказалось совсем недалеко. Светлый, радостный, с невиданными золотыми храмами, он сиял неподалёку. Рядом появились новые спутники, среди которых — мой сын. Так мы вышли на солнечный берег.

Неподалёку в реке купались какие-то девушки. Я тоже зашла в воду, она была тёплая, чистая, необыкновенно прозрачная. На дне лежал большой чёрный пёс. У меня сжалось сердце: вдруг утонул? Пёс как будто почувствовал мой испуг, посмотрел на меня и поплыл к девушкам. Я вздохнула с облегчением и проснулась.

Было понятно, что сон что-то означал. Два берега- это берега добра и зла. Когда-то я неправильно выбрала направление, но потом благополучно его изменила. А сама река — это наверное «река жизни». (Так я назвала потом написанную на этот сюжет картину).

Непонятно было, что значат лодки. В словаре символов, случайно забытым у меня одним знакомым, нашла объяснение. Лодка — это тело. Значит, пассажир в ней — душа. Переселяясь из тела в тело и из жизни в жизнь, душа может изменить неправильно выбранное направление. Сюжет с собакой мне остался непонятен, хотя я знаю, что на языке символов собака чаще всего означает «друг».

 

Картины пишут сами себя. Законы ритмики, композиции, колорита многое меняют в первоначальном замысле. Мне нравится следовать закону гармонии, хотя не всегда это получается — часто не хватает концентрации сил. Когда всё удаётся, могут возникнуть неожиданные повороты сюжета. Но вот наконец картина написана. Остаётся её разгадать.

«Река жизни» нуждалась в своей разгадке. Почему все лодки устремились к тёмному берегу, и только две из них старательно гребли к светлому? Чтобы показать пространство воды, лодок на картине было нарисовано не так много, как во сне,  поэтому у них появилась большая свобода действий. Если лодочником была душа, значит к светлому берегу выгребали только те, чья душа активно работала в этом направлении. Все остальные души пассивно сидели в своих лодках — телах. Течение жизни неумолимо сносило их к тёмному берегу, прямо в огненную пасть.

Неразгаданная собака, естественно, не нашла в картине места. Есть тонкая грань, отделяющая смысловую живопись от литературщины. Если загромождать живопись композиционно не оправданным рассказом, получится не искусство, а КИЧ. Подлинное искусство само трепещет чувством — только зрителю надо не полениться, распахнуть ему свою душу. КИЧ не требует зрительского труда — он бьёт по нервам, громогласно заявляя о чувствах, которые сам не испытывает.  Строки «Уймитесь, волнения страсти…Я стражду, я стражду…» Кукольника представляют, на мой взгляд, литературный КИЧ. (Сравним с тонкой и страстной поэзией Пушкина).

Отсутствие в живописи смысла не обязательно рождает «чистое искусство». В любом случае главным действующим лицом является КОМПОЗИЦИЯ, то есть РИТМ и ГАРМОНИЯ. Если они покинули пространство картины, можете выкинуть её на помойку (а ещё лучше- переписать, чтобы дорогие материалы зря не пропадали).

 

Другой поразивший меня сон был невероятно длинным, хотя основную его часть я не запомнила. Это был трудный и долгий экзамен. Я сидела в торце длинного стола и старалась как можно точнее ответить на вопросы, которые мне задавали светлые бесплотные сущности, скорее всего Архангелы. Вопросы звучали у меня в голове, хотя я чувствовала, от которого из Архангелов каждый из них исходит. (Ни одного вопроса и ни одного своего ответа я не запомнила — они были стёрты из памяти). Потом Архангелы переглянулись и, подняв меня куда-то очень высоко, поставили перед семью прозрачными хлебами. ( Я не считала, но кажется, их было семь: один посредине, остальные — вокруг него.) Хлеба переливались всеми цветами радуги и были необыкновенно красивы. Пока я ими любовалась, в голове раздался голос одного из Архангелов: «Вкуси небесного хлеба. Этим ты посвящаешься в христианство.» Я отломила из центрального хлеба кусок и съела — он оказался воздушным. После этого меня опустили уровнем ниже и поставили перед огромным пшеничным караваем. «А теперь вкуси земного хлеба» — произнёс тот же голос. Выломанный из каравая кусок оказался плотным, пшеничным. На этом сон резко оборвался.

Я написала на тему этого сна две картины, но в обоих вместо прозрачных переливающихся хлебов нарисовала горящие свечи. Архангелы во сне были бесплотными, невидимыми в упор, но боковым зрением как-то ощущались. Приходилось увиденное переводить на язык понятных образов и такими их изображать.  Главным было сохранить настроение мистической важности происходящего события, ощущение вертикального строения светлого мира. Остальное, надеюсь, дописала сама картина.

 

Иногда меня спрашивают: только ли во сне приходят сюжеты картин? Сон — мираж, видение, подсказка вышних сил. Как бы ни были они хороши, для нас это всего лишь аромат яблока, а не само яблоко. Как бы ни была сложна реальная жизнь, но она прекрасна своей полнотой.

Надо только иногда забывать о своих наболевших проблемах и смотреть на мир глазами ребёнка – как будто вы о ней ничего не знаете.

И тогда выясняется, что кто-то злобный и мстительный оболгал жизнь, увидев в ней своё отражение. На самом деле она чиста и божественно – прекрасна.

Под вашим влюблённым взглядом она расцветёт, как невеста в свадебном наряде, и одарит вас теми подарками, которых вы и не ждали. Художнику и писателю она подарит сюжеты, учёному –открытия, философу – прозрение. Но если вы в горделивом самомнении будете ругать жизнь, считая, что она не додала вам каких-то материальных благ –  не ждите от неё счастья, даже если она с досады даст вам то, о чём вы просили.

 

СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ И ДЕВА МАРИЯ

 

Деревушка, где находится наша дача, затеряна среди диких лесов Новгородской области. Если подняться на крышу дома — в любом направлении до самого горизонта клубятся леса, топорщатся вершины матёрых елей. О цивилизации напоминает ухоженный большак, прорезавший леса и болота и боком задевший деревню. От него деревня отгородилась зарослями дорожных знаков, на которые пролетающие мимо машины не обращают никакого внимания.

Приземлённые духи, набрав силу в окрестных лесах, тоже не считаются с нашим населённым пунктом. Они ведут себя у нас с природной непосредственностью, периодически вытворяя всяческие чудеса.

Чтобы защититься от плохих людей и от нелюдей, написала на двух собственноручно выстроганных досках образ Святого Георгия, по образцу иконы из Новгородского музея. Место для него выбрала высокое — на уровне второго этажа  дома- мастерской на горке. Внутри я его никак не успеваю доделать — захлёстывает широкий фронт строительных работ. Даже готовую икону в течение года некогда было водрузить на задуманное место. Так и стояла она у меня на веранде жилого дома против входа, опираясь на расписную деревенскую тумбу. И тут вдруг представился случай.

Заходит ко мне как-то летом со своим сыном знакомый дачник из соседней деревни. Профессор, умница, добрый общительный человек, мечтающий и своему ребёнку привить ту трогательную любовь к природе, какую испытывал сам. Решили на следующий вечер, в субботу, устроить чаепитие. А у меня возникает деловая мысль: не совместить ли приятное с полезным, и не водрузить ли заодно икону?!  Как бы я ни храбрилась, но втроём это сделать легче. К тому же чай будет не просто поводом для воспитательных бесед, а празднованием хорошего события.

С утра у меня закипела подготовительная работа: комнату прибрать — к приходу гостей, стол — к праздничному чаю, дом на горке — к воздвиженью иконы. И всё время просила Святого Георгия не допустить дождя, который в то лето накрапывал почти каждый день. Выбранный день — суббота, 20 июня 1998 года, — мне показался вполне спокойным и подходящим для задуманного мероприятия.

Правда, на юге нарастали и громоздились серые тучи, собиралась гроза. Но традиционный для того лета дообеденный дождик не состоялся, и я уже с гордостью стала думать, что наверное помогли мои молитвы Святому Георгию о хорошей погоде на этот день. Напрасно радовалась.

Вечером, когда все подготовительные работы были закончены, и я возвращалась с горки  домой, ветер вдруг резко изменил направление и рванул мне навстречу. Мрачные рокочущие тучи неслись низко над землёй, завиваясь и разрываясь в клочья. Я успела вбежать в дом и поднялась в мезонин, чтобы сверху полюбоваться буйством стихии. Вообще-то я не из робких, но то, что предстало моим глазам, вполне годилось для фильма ужасов. Мезонин находился с подветренной стороны, и ничто не мешало наблюдать шествие грозы, какой дай Бог никогда больше не видеть. Неистовые вихри крутили и завивали деревья, прижимая их к самой земле, будто гигантский миксер решил перемешать всю эту зелёную лесную массу. Чёрные тучи, почти задевая деревенские крыши, стремительно заполняли чистое вечереющее небо. По их краю с двух сторон автоматной очередью били в землю гигантские разряды молний. Грохот стоял такой, что от него, казалось, сотрясался весь дом.

Железная крыша содрогнулась от рухнувших на неё потоков дождя, и в тот же миг все дорожки в саду превратились в кипящие бурные реки. Ливень белой стеной заслонил обстреливаемые молниями дали, канонада стала быстро удаляться. Мне наконец стало страшно и я спустилась на первый этаж. Там, в самом удалённом от окон углу, я пила при свете свечи чай и размышляла о крутом непредсказуемом характере Святого Георгия.

Буйство стихии было похоже на тропический ливень с грозой, какой я однажды видела во Вьетнаме, но даже там он носил более мирный характер. Просить весь день о хорошей погоде и в результате получить невиданную бурю — это уж чересчур. От этого совпадения мне стало как-то не по себе, но планы свои я решила не менять.

За час гроза отгремела, ливень кончился, и только огромное озеро на грядках в низкой части огорода (кстати, продержавшееся до конца лета) напоминало о разбушевавшейся стихии. Из домов стали выходить перепуганные дачники и подсчитывать потери: у кого крышу с сарая сорвало, у кого слетел шифер и повалился забор, у кого оборвались провода. Мелких поломок было вообще не счесть. Особенно, конечно, досталось деревьям. Много их полегло в ту бурю. Дачники задумчиво обсуждали проблему установки громоотводов.

Ждать гостей из соседней деревни после такой грозы было бессмысленно: дорога наверняка завалена деревьями, залита водой. Не пробраться. Но задуманное дело всё-таки  хотелось совершить, и я решила несмотря ни на что пойти и водрузить икону в одиночку. Прикинула, как это удобнее сделать, стала даже готовить вспомогательные крюки и верёвки. И тут на меня навалилась невозможная усталость — ну просто ни ногой, ни рукой пошевельнуть.

Пришлось улечься и развернуть мысли в мистическом направлении. Слишком много накорилось мешающих совпадений. Может, что-то в моих планах нехорошо: или день неподходящий, или место для иконы выбрано неправильно. Всегда, если своим жалким разумом я не в состоянии понять смысл происходящих событий, я молюсь и прошу дать мне ответ. Так поступила и на этот раз.

 

И тогда перед моими закрытыми глазами возникла стена дома на горке. На том месте, куда я хотела водрузить Святого Георгия, трижды мелькнула икона Богоматери с младенцем. Это длилось мгновения, но я успела разглядеть и запомнить этот новый тип иконы.

Богоматерь в голубом плаще, слегка наклонив к Иисусу голову и глядя на зрителя, поддерживала его ноги своей правой рукой, а левой ладонью указывала на него. Младенец Иисус стоял справа от Матери (если смотреть от зрителя, то слева), опираясь на неё своей левой рукой и подняв правую раскрытую ладонь в благословляющем жесте.

Мне стало ясно, что Георгий остаётся у меня дома, а для дома на горке надо писать Богоматерь.Сразу и силы появились. А немного погодя и гости пришли. Мы пили чай и возбуждённо вспоминали пережитый ужас…

Это был тот знаменитый ураган, который ушёл на Москву и наделал там много бед.

 

Богоматерь по свежим впечатлениям начала писать летом того же года. Строительных дел было, как всегда, невпроворот, все они казались неотложными, и работа над иконой постоянно откладывалась. Уже и 1999 год наступил, и лето промелькнуло. Осенью решила во что бы то ни стало дописать икону и водрузить её на место.

Но стоит мне взять в руки кисточку — непременно звонок в дверь, и опять какие-то неотложные дела бесцеремонно вторгаются в мою жизнь. Очередного посетителя я невежливо вытолкала, заявив, что работаю и прошу мне не мешать.

Я всегда, приступая к работе, молюсь и прошу помощи. Здесь же молитвенный настрой не покидал меня ни на минуту. Работа шла споро, как бы без моего участия, сама собой. Удивляло только скорбное выражение лица Богоматери и властно — суровый магнетический взгляд младенца Иисуса.

Плащ Марии поначалу был голубой, как в моём видении, но под влиянием просмотренных икон переписала его на красно-коричневый, и это только усилило суровость иконы.

Работа продолжалась три дня, и в первый же вечер я столкнулась со странным явлением, которому я так и не смогла найти природного объяснения (я его назвала «дышащим духом»), но об этом в другой раз.

Наконец икона была завершена.

Водрузить её на место в праздник Воздвиженья, как мне хотелось, я не успела. Определила себе крайний срок — 30 сентября 1999 года, четверг. Потом узнала, что  этот день празднуют святые Вера, Надежда, Любовь.

Икона состояла из пяти досок: двух горизонтальных и трех вертикальных. Укрепить их на уровне второго этажа на наружной стене дома оказалось делом нелёгким. Правда, внизу была крыша крыльца, она и служила мне опорной площадкой. Но у меня было такое ощущение, что если хоть на минуту перестану молиться, невидимая сила сбросит меня с крыши.

Когда закончилась подготовительная работа и пришло время укреплять икону, из-за туч вышло солнце. Оно ярко светило, пока я не вбила последний гвоздь.

Благополучно завершив хорошее дело, усталая шла домой. В голове были трудовые планы на вечер, но сначала надо было немного отдохнуть.

Стоило мне прилечь, как перед глазами поплыли лесные дали, которыми я любовалась по дороге домой. И вдруг на фоне знакомого пейзажа возникла огромная фигура старца в красно-коричневом плаще, повернувшегося в молитвенной позе к моей горке. Скорее всего, это был Сергий Радонежский, покровитель наших мест. Некоторое время я наблюдала внутренним зрением эту фигуру, подумывая, что это хорошая, хотя и не оригинальная, тема для картины. Потом фигура исчезла.

Немного погодя во многих местах земля зашевелилась, кустики и деревца откинулись в сторону. Из земли стали вылезать иконного изображения фигуры, и все поползли к моей горке. Как я поняла, это были  символические образы умерших.

— Икона Богоматери с младенцем- первая наружная икона на всю нашу округу,- догадалась я. — Да и действующие церкви находятся очень далеко. А душам христианским наверное надо где-то молиться.

Но вместе с тем возникла поганая мыслишка о том, что к себе на горку страшновато будет ходить, если к ней сползутся души усопших.

На внутреннем экране возник бурный вихрь, и души исчезли. Кусты и деревья гнулись от ветра, по воздуху неслись жёлтые осенние листья. Я наблюдала эту бурю у себя в голове, а ушами прислушивалась — за окнами была неправдоподобная тишина.

Что-то заставило посмотреть внутри себя в сторону солнца, и я с трепетом увидела, что по земле идёт Христос. Вся его гигантская фигура светилась, голова заслоняла солнце — или была им? Потом что-то неуловимо изменилось: идущая фигура превратилась в Бога-Отца.

Сияние одежд оставалось прежним, но лицо, окаймлённое седыми кудрями и бородой, растаяло в свечении. (Я понимаю, что это не были реальные Христос и Бог-Отец. Скорее всего, мне показали символ действия). Светящаяся бесплотная фигура проследовала мимо, подошла к горке и подняла в благословляющем жесте правую руку.

Икона на стене вся преобразилась, поверх неё появился светящийся золотистый крест. Плащ на Богоматери стал голубым, как в моём первом видении, лики радостными и одухотворёнными; все краски засияли небесной чистотой.

Потом видение растаяло.

«Знающие люди» обычно предупреждают меня о том, что под видом Христа может являться нечистый. Почему-то они не допускают иной возможности. За Бога обидно. Почему религиозные люди считают Его таким слабым и бездеятельным?  Я и сама знаю, что вижу не Христа, а его символ. Так в церкви, причащаясь, едят и пьют не подлинную плоть и кровь Христову, а нечто иное.

Может, в людях говорит ревность? Или они сомневаются в деятельности Бога, если абсолютно во всём видят проявления дьявола?  Не настолько уж силён нечистый!  И когда Глазунов уравнивает в размерах Христа и антихриста, в этой уловке злых сил я вижу соблазнительную философскую наживку, за которой прячется коварный дьявольский крючок. Театралы говорят: «короля играет его окружение». Несправедливо увеличивая в своём воображении силу антихриста, мы её СОЗДАЁМ. Не пора ли на деле поверить в силу БОГА?

 

Мне было мучительно стыдно, что я не смогла написать икону так, как мне подсказывали. Стыдно до слёз и сейчас, когда пишу эти строки. Обязательно постараюсь написать её снова, постараюсь хоть отдалённо передать тот Божественный свет, какой она излучала.

Я поняла, что мою икону, несмотря на её несовершенство, благословили. Радость от созерцания видения была настолько велика, что я ничем больше не могла заниматься в тот вечер. Бродила с собакой по дороге, ещё раз сходила на горку посмотреть икону.

Вечерние сумерки окутывали лесные дали мягким покрывалом, в низинах серебрился туман. Всё было по-прежнему. Но мне казалось, что в мире что-то неуловимо изменилось.

 

ЦЕПОЧКА  СОБЫТИЙ

 

Иногда происходит какое – то событие, само по себе интересное, но одиночное. Рассказа из него не получится. Но иногда эти события нанизываются одно на другое и выстраиваются в цепочку. Малозначительные сами по себе, вместе они выявляют скрытую логику жизни, и этим интересны. Так произошло в 1997 году на даче.

В соседней деревне жила моя хорошая знакомая, местная жительница. Для краткости назову её инициалами: Н.Д. И вот случилось у неё несчастье: стали одна за другой умирать коровы. То одна напасть, то другая, но каждый год приходилось заводить новую тёлку. Соседи стали ей советовать поехать с коровой к знахарке снимать порчу. Да и муж на тракторе с прицепом вполне бы мог это осуществить. Она бы, может, и рада воспользоваться советом, да статус не позволял. Муж преподавал в школе, сама работала в больнице. Да ещё марксистко – ленинский материализм туманил голову.

Когда я весной зашла к ним в гости, оба были в горе. Очередная молодая корова тоже заболела. Один из сосков почернел, и никакие лекарственные средства не могли ей помочь. Я в этих делах не специалист, но желание помочь людям толкает иногда на необдуманные афёры. «Давайте, я попробую её полечить энергетически, может быть получится..» — предлагаю я. Супруги соглашаются, хотя заранее не верят в успех этой затеи. А я не знаю, как к этому делу подступиться. Способности у меня вроде бы есть, но никаких курсов я не заканчивала, и вообще считаю экстрасенсорику ненужным для себя занятием.

Еду домой на велосипеде и размышляю, с чего начать. Сначала представила себе коровник(в котором никогда не была), и действительно там была в стойле большая негативная зона. Попыталась я вывести эту негативную энергетику из коровника и отправить туда, откуда она пришла. Связующая дорожка обозначилась, но энергетика по ней не ушла. Зато стало понятно, как всё получилось. Несколько лет назад Сельский совет принял несправедливое решение по земельному вопросу по отношению к одним дачникам. Н.Д. входила в состав комиссии и, наверное, принимала активное участии в этом решении. А поскольку она жила в той же деревне, то весь гнев потерпевших обрушился на неё. Пострадавшая дачница – женщина энергетически сильная, но ворожбой она не занималась. Ей достаточно было разгневаться на Н.Д., чтобы пошёл поток негативной энергии, которую взяли на себя животные. Обратно негатив не пошёл, потому что её негодование было справедливым и не сопровождалось никакими магическими действиями.

Тогда я представила себе корову, которую никогда не видела. А для этих манипуляций и видеть не надо. Достаточно представить её астрально. Вижу – действительно, в области вымени тёмное пятно. Стала пытаться его вывести (а сама еду в это время на велосипеде и не догадываюсь, что уже начала «работать»). Пытаюсь вывести негатив через сосок – не идёт, через лимфатические узлы — не идёт, через рот – не идёт. Стала вспоминать, какие ещё есть в организме коровы отверстия. Вспомнила, что под хвостом у неё точно что – то имеется. Стала пытаться вывести, — и вдруг это тёмное пятно выскочило, как пробка из бутылки. И тут я с ужасом обнаружила, что примерно треть его села на меня. Я ведь не поняла, что уже включилась в работу, забыла поставить защиту. Стала ругать себя за дилетантизм, а заодно пытаться стряхнуть с себя то, что село.

На следующее утро проснулась с головной болью, но всё равно поехала в соседнюю деревню узнавать, как дела с коровой. Оказалось, чернота на соске полностью исчезла. Больше месяца она крепла и усиливалась, а здесь вдруг ни с того, ни с сего исчезла. Вякнула я что –то насчёт своей «работы», и как у меня теперь болит голова, но супруги на мои слова не обратили никакого внимания. И вот тогда я поняла, что обыкновенная человеческая благодарность, — не пустые слова, а большой энергетический посыл, который служит лекарством в таких случаях.

Без этого лекарства мне пришлось довольно тяжело. Каждое утро я вставала с головной болью, потом надо было принимать усилия, чтобы эту боль снять, а на следующее утро всё повторялось. По счастью, впереди была «купальница», когда в древней Руси снимали все порчи, наговоры, сглазы. К тому времени я уже основательно изучала историю всех религий, и про этот праздник много чего знала, но наиболее интересные сведения вычитала в одной дореволюционной книге. Подробно я рассказала о нём в главе «Ночь на Ивана Купала», поэтому сейчас ограничусь событиями того года. По ритмике моих передвижений получалось, что «купальница» заставала меня в Питере. Стала я придумывать, как организовать в черте города костёр и катания на рассвете по росе. (Стёрла подробности, чтобы не провоцировать подражания, которые могут привести к пожару). Всё я благополучно в ночь на 23 июня исполнила, и тёмная энергия с меня слетела. Тщетно я пыталась отправить её «под лежачий камень», как тогда было принято (тогда мне ещё не пришла информация о том, что негатив надо в каком –нибудь придуманном сосуде отправлять на дно океанской впадины. В том зеркальном мире наши негативные энергии служат пищей). Чувствую – тёмная энергия упорхнула, вернулась в деревню, откуда пришла, и повисла над домом Н.Д. Сделать с этим я ничего не могла, но головные боли по утрам с того дня ушли.

Дальше жизнь шла своим чередом, корова больше не болела, и про ускользнувшую тёмную энергетику я почти забыла. Вспомнить о ней пришлось в августе того же года. Муж Н.Д. уже вышел на пенсию и думал о том, как бы сохранить за собой преподавательские часы. Кроме того, в деревне забот всегда хватает, особенно летом: работа в огороде, заготовка сена, ремонт крыши или забора. Да ещё нежная дружба с «зелёным змием». Факторов риска повсюду – хоть отбавляй. Но бывает на этой чаше весов маленькая незаметная гирька, которая очень много весит. Это энергетика. Она или ухудшает жизнь, сокращая её, или облегчает, продлевая. Все зависит от того, тёмная эта энергия или светлая.

Когда в августе муж Н.Д. неожиданно умер от сердечного приступа, никто не удивился. «Факторов риска – хоть отбавляй». Но я знала: сработала «тёмная гирька», — негативная энергия, вернувшаяся и повисшая над домом. Знала, потому что мне пришлось извиняться перед душой этого хорошего, доброго русского мужика, безвременно ушедшего из мира живых.

Извинилась я сразу, потому что так хотела его душа. А где –то через неделю он себя проявил, выпив у меня закрытую бутылку шампанского. Было это так. В местном «районном центре», как раньше его называли, купила я бутылку шампанского, чтобы распить её со своей знакомой, которая у меня тогда гостила. Обратно мы шли 5 км. по августовской жаре, периодически делая по пути зарисовки наших  прекрасных пейзажей. Бутылку я несла в сумке– рюкзаке за спиной, только горлышко торчало. На подходе к дому проверила: бутылка цела. Дома оставила сумку на веранде, а сама пошла во двор снимать с верёвки высохшее бельё. Отсутствовала минуту или две. Возвращаюсь и распаковываю свою сумку. Вынимаю за горлышко бутылку шампанского, и в руках у меня оказывается только горлышко. Вся бутылка без шума или хлопка сложилась горсткой на дне сумки в виде мельчайших стеклянных осколков, только горлышко застряло, удержанное стяжкой. Шампанское, ёмкостью 0, 75, исчезло, оставив на дне сумки лужицу толщиной около сантиметра. При этом чувствую, как муж Н.Д. хихикает над своей удачной шуткой.

Поскольку факт налицо, стала думать, как это могло произойти. Очевидно, душа Ю.Г.(инициалы его имени) каким –то образом выпила шампанское из закрытой бутылки. Там образовался вакуум, и стекло было раздавлено атмосферным давлением. Если бы бутылка взорвалась, моя сумка была бы изрешечена осколками, а горлышко бы стрельнуло в потолок. К тому же шампанского было бы гораздо больше. Но поскольку все эти «бы» не состоялись, приходилось верить душе Ю.Г.

Всю осень до нового года Н.Д. провела в слезах, каждый день ходила на кладбище (благо кладбище в той же деревне). В декабре стало понятно: Ю.Г. хочет забрать Н.Д. с собой. Это называется некротическим заклятием. Ни молитвы, ни службы в церкви не помогали, хотя Н.Д. вдруг стала очень религиозна по внешнему поведению. Когда в январе следующего года я приехала в деревню и зашла навестить Н.Д., не за горами был виден её конец: глаза помертвели, энергии жизни почти не осталось.

Жить ей ещё хотелось, но уже не хватало сил держаться за жизнь. Я спросила её разрешения ей помочь. Теперь я, умудрённая горьким опытом, до самого своего дома шла, беспрерывно читая «Отче наш», боясь раньше времени начать «работать». И уже в постели, помолившись, стала просить Небесные силы помочь Н.Д. Почти сразу внутренний экран ожил и на нём стали сами собой развиваться события. Я увидела деревенский дом Н.Д. как бы сверху, под лучами яркого летнего солнца. Рядом с домом возникла огромная, светящаяся золотым свечением, фигура Христа. Он был раза в три выше дома и простёр над ним руки. При этом Он посмотрел на меня и улыбнулся. Такой высокой помощи я даже не могла ожидать, но наверное дело было серьёзное и не всем под силу.

Под руками Христа дом стал прозрачным, в нём стала видна Н.Д., молодая, в подвенечном платье, с фатой на голове. Из рук Иисуса Христа на неё посыпались розы. Было видно, как молодая Н.Д. переполнилась счастьем, взлетела, проделала в воздухе круг возле дома и вернулась обратно. Экран погас. Я поняла, что Н.Д. спасена, но теперь надо было помочь её ушедшему мужу. Пока «канал связи» не оборвался совсем, я стала просить за Ю.Г. Тотчас опять появилась картинка: старинные дубовые двери с коваными петлями медленно раскрылись, за ними стали видны каменные ступени, уходящие вверх. По краям каждой ступени справа и слева стояли по зажжёной свече. Две цепочки огней уходили вверх, освещая путь. В открытый проход проскользнула прозрачная тень Ю. Г. и стала подниматься вверх по ступеням. Тяжёлые двери медленно закрылись за ним, и картинка погасла. Я поблагодарила Иисуса Христа и Небесные силы  – для меня эта задача была, как видно, невыполнима.

Но чувство благодарности, оказывается, необходимо самому благодарящему, хотя бы для восстановления справедливости. Её отсутствие может вызвать неожиданные повороты судьбы, не совсем приятные для нас.

Можно не докладывать, что на следующий день глаза Н. Д. ожили. Она жива до сих пор, хотя в историю с Иисусом Христом не поверила, а теперь и вовсе про всё забыла.

 

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ НАШЕГО ДРУГА ТОТОШКИ.

 

Все, кто приютил чью-то живую душу, покрытую шерстью, перьями или чешуёй, знают, что в доме поселился ДРУГ. И место его в нашей жизни — не жилплощадь, а особый уголок души (к сожалению, не у всех развитый), отведённый для Любви.

Своего Друга я встретила холодным октябрьским вечером у Дома Работников Искусств на Невском проспекте. Моросил дождь, около телефонной будки стояла очередь (радиотелефоны и пэйджеры в то время ещё не вошли в нашу жизнь. Шёл 1988 год. Улицы были безрадостны, темны и унылы, а магазины пусты и убоги).

Я спешила в поликлинику на процедуры (залечивала полученную летом травму) – как вдруг увидела около телефонной очереди небольшую лохматую собачку, которая сразу мне чем-то понравилась. Она ходила от одного человека к другому, заглядывая всем в глаза, особенно мальчишкам.

По счастью, я быстро освободилась и поспешила на Невский, мечтая лишь об одном — чтобы грязная собачёнка оказалась беспризорной и на том же месте. По-прежнему у телефонной будки толпилась очередь, а через несколько секунд из подъезда вышмыгнула она — юная «дворянка», отдалённо претендующая на звание тибетского терьера. Оказывается, она временно здесь обитала, имея персональную подстилку и плошку для еды между входными дверьми старинной парадной лестницы.

Я для приличия поинтересовалась у телефонной очереди, нет ли тут хозяина собачки. Очередь пожала плечами и на всякий случай отодвинулась от ничейного животного. С радостью подхватив грязное уличное создание на руки, я поспешила на остановку автобуса.

В то время с собаками в метро не пускали, мне пришлось добираться до дома неудобным наземным транспортом — из автобуса в троллейбус, потом опять в автобус — и всё время я не опускала с рук дрожащую собачёнку, боясь, что она опять потеряется. Бедное животное пригрелось и притихло.

 

Но вдруг в её маленькой лохматой голове оттаяла какая-то мысль. Собачка встрепенулась и внимательно посмотрела мне в глаза. Я её погладила и успокоила: «Сиди, моя хорошая, сиди». Куда подевались её апатия и безысходность! Собачка воспряла духом и немедленно принялась меня охранять. С той минуты у меня появился маленький друг и защитник.

Когда его дома отмыли, это оказался белый лохматый мальчик с бледно-коричневым пятном на спине. Перец с солью, как называют этот цвет собачники. У него была почти игрушечная мордашка с большими карими глазами, какую любят рисовать в картинках для детей. Я тоже использовала Тотошкин портрет в своих картинах и в иллюстрациях к детским книжкам. Тотошкой мы его назвали в честь верного спутника Элли из «Волшебника Изумрудного города». А сначала я хотела назвать его Атосом — за верную благородную службу по охране моей скромной персоны,- чем вызвала бурное веселье своего мужа. Он долго ещё смеялся над этим несостоявшимся именем, юмористически воспринимая его несоответствие облику маленького лохматого создания.

Тотошка имел тот собачий характер, о котором я всегда мечтала.

Это был весёлый, озорной, чрезвычайно подвижный, улыбчивый и невероятно умный пёсик. В переполненном автобусе он умудрялся вписываться в пространство под ногами или сиденьями  так ловко, что пассажиры его обнаруживали, только когда я с ним на поводке начинала пробираться к выходу. В поезде или в метро я возила его в специальной Тотошкиной сумке, где он сидел тихо и дипломатично.

Все собачники знают уйму доказательств необыкновенного ума их любимых питомцев. Как много смешных, забавных и трогательных историй, связанных с ними, хранят они в своём сердце.

Тотошка был необычайно обаятелен и сознавал это. В первые же дни, вымытый и причёсанный, он часами вертелся у больших напольных зеркал, изучая свою внешность. Результатом этих исследований было его глубокое убеждение в своей неотразимой красоте. Единственное, в чём он ошибался — это в оценке своих габаритов. Почему-то он считал себя крупной собакой, в чём его неоднократно разубеждали его мордастые соперники.

Главный Тотошкин враг жил по соседству на даче. Рыжий деревенский пёс Мухтар на два года был моложе Тотошки и в три раза крупнее его. Всю свою.жизнь он, науськиваемый своей хозяйкой, вёл охоту на моего маленького охранника. Хозяйка его — толстая матюжница, лишённая в своё время за пьянку родительских прав, растеряла всех своих мужей и в зрелых годах жила с матерью на её пенсию, с показной удалью пропивая всё, что удавалось наворовать.

Хозяйка Мухтара ненавидела меня, стараясь через Тотошкины страдания по возможности мне досадить. Я всё время была начеку и не раз спасала Тотошку от Мухтара. Научилась зашивать и лечить раны, выхаживать своего маленького друга.

Тотошке уже исполнилось не меньше двенадцати лет (не знаю точно, в каком возрасте я его нашла), годы по собачьим меркам преклонные. Будь он человеком, его проблемы со слухом и зрением легко можно было бы устранить с помощью очков и слухового аппарата. Но Тотошка  был собакой, к тому же шустрой. Бегал, как щенок, за своим хвостиком, приглашая нас на прогулку. На скорости сослепу натыкался на деревья и стулья. Мы с грустью наблюдали старение нашей любимой собаки, но судьба не дала Тотошке умереть своей смертью.

Наступил двухтысячный год, который мы решили встретить в деревне, поближе к природе. Тотошка, конечно, с нами. Заснеженные дома, сугробы по пояс, и ёлка, принесённая из леса, — чем не зимняя сказка!

Деревенская идиллия оборвалась, как гром среди ясного неба, утром пятого января. Отпустила я Тотошку погулять — в последнее время он гулял, не выходя со двора,- а вскоре нашла его в метре за нашим забором — полумёртвого, окровавленного, с разорванным горлом. Подкараулил его Мухтар, порадовал наконец  своих хозяев Тотошкиной гибелью. Пока я искала  и напрасно звала Тотошку, проходила мимо соседка, мать нашей врагини. Улыбалась довольно, видя мои поиски, крикнула театрально: «Мухта-ар, домо-ой!».

Тотошка погиб в трёх метрах от её дома, так что она наверняка слышала его пронзительный предсмертный зов. А я сидела в тёплом доме, отгороженная собственным угасающим слухом, закрытыми ставнями, широким пространством огорода, кустами, яблонями в сугробах и не слышала НИЧЕГО. Это ужасно.

Когда я несла холодеющего Тотошку домой, у меня на руках он ожил и на какое-то время порадовал надеждой — а вдруг опять обойдётся?!  Дома я его быстро обмыла тёплой водой, обработала мелкие ранки, зашила крупную на шее, дала корвалол и аспирин, и потом всё гладила потихоньку по голове, чтобы отвлечь от боли. Но через час Тотошка несколько раз попытался судорожно вздохнуть и больше не шевелился.

А ночью мне, зарёванной и задавленной горем, снился странный сон.

В боевом порядке летит над городскими крышами бесконечная армада грозных гудящих самолётов. Люди в страхе смотрят вверх и почему-то все уверены, что это нашествие инопланетян. Что-то в пролетающих самолётах и вертолётах кажется необыкновенно зловещим. Я приглядываюсь и вижу, что на самом деле это гигантские стрижи и стрекозы, которые летят как самолёты, с неподвижными крыльями.

Вдруг во двор на крышу одноэтажного флигеля падает гигантский снаряд и превращается в огромного пятиметрового льва. Лев смотрит мне в глаза и грозно приказывает: «Найти  и убить Каина!». Я в смятении: ни во сне, ни наяву у меня нет никакого желания кого-либо убивать, даже Каина.

 

Я в страхе проснулась и стала размышлять: «лев — царь зверей, и наверное Мухтар, с его точки зрения, заслужил наказание, так как нарушил звериный закон: безо всякого повода убил маленькую собачку, которая ни на что не претендовала».

На следующий день мы по первому разряду похоронили Тотошку, а поздно вечером того же дня неожиданно умерла хозяйка Мухтара.

Эта смерть меня поразила.

Увиденный сон стал казаться не просто метафорой утомлённого горем воображения, а чем-то более значительным, что я пока не в силах расшифровать.

Во-первых, Каин был первым на земле человеком-братоубийцей. И весь род людской пошёл от убийцы Каина и брата его — праведного Авеля. То есть то или иное родовое клеймо лежит на каждом, и трудно при этом рассчитывать на абсолютное взаимопонимание всех людей.

Во-вторых, уж коли в таком мелком частном случае вспоминается столь значительное Библейское имя, значит речь идёт не только о мести за смерть Тотошки (при всей своей неприязни к соседке-матюжнице — как человеческому типу, и при всей своей любви к Тотошке, — всё-таки несопоставима смерть собаки и человека). Наверное, речь идёт о глобальном искоренении племени Каина – племени потенциальных убийц, может быть даже убийц духовных.

В-третьих, меня когда-то удивляло: почему убийцей стал мирный землепашец Каин, а не скотовод Авель, который на деле без конца резал овец?  И почему эта кровавая жертва была более угодна древнему Богу?!  Впоследствии при знакомстве с древними воззрениями я выяснила, что с точки зрения предков землепашество было не столь уж безобидным занятием. Взрезалась, уродовалась Мать- Земля, которая считалась вполне конкретным женским божеством. Дело Каина по убийству Земли мы благополучно продолжили, доведя его до опасной грани. И в этом смысле потомками Каина являются не только конкретные убийцы людей и животных, но все те, кто не щадят Землю в самоубийственном апофеозе нашей технократической цивилизации.

В четвёртых, судьями и исполнителями возмездия в моём сне были некие инопланетяне, принявшие внешний вид животного царства. По моему мнению, основанному на мнении многих авторитетных людей, изучающих проблему инопланетян, речь скорее всего идёт не о пришельцах с других планет (хотя никто не отрицает их возможного присутствия), а о проявлениях неких энергетических цивилизаций, сосуществующих вместе с нами на Земле.

 

В диких лесах, окружающих деревушку, где находится моя дача, нам постоянно приходится сталкиваться с этими явлениями. Требуется очень богатое воображение и невероятные допущения, чтобы объяснить их в традициях кондового материализма. Временами эти явления пропадают, иногда частота их появления возрастает, но ощущение того, что кто-то невидимо сосуществует рядом с нами, всё-таки остаётся. Может, потому «инопланетяне» приняли во сне облик птиц и зверей, чтобы указать на свою земную природу?

О смерти хозяйки Мухтара я узнала утром 7 января, в Рождество Христово. Святой праздник мы встречали с моим внуком и с другой соседкой — «дачницей», осевшей на пенсии в деревне. Многие пенсионеры, имеющие пригодные для жилья дачи, в это экономически безнравственное время осели на земле — легче прожить и прокормиться в деревне, чем в городе. Мой муж к этому времени уже уехал на работу в город и о смерти Тотошки ещё не знал.

 

Распрощавшись  с соседкой и уложив спать внука, стала перед сном просить Собачьего Бога взять к себе Тотошку- эти просьбы облегчали мне боль утраты. И вдруг почувствовала, что прошу излишне — наша собачка давно уже пристроена наилучшим образом. Внутренним зрением я неожиданно увидела Тотошкину шкурку пустой, как отслуживший своё время маскарадный костюм. А рядом — душа Тотошки в обличье большого благородного колли, красивого и радостного. Чувствовалось, что колли — Тотошка очень доволен тем, что его служба здесь, на земле, уже закончилась. Дело своё он вершил с усердием и с полной отдачей. И вот ушёл как воин, не запятнав своей преданной службы старческими немощами, когда не он, а мы должны были бы ему служить.

Мне стало гораздо легче — образ Тотошки как бы раздвоился, и центр внимания, перенесённый на облик незнакомого колли, облегчил тяжесть моего горя. Быть может, моя чувствительная психика сама придумала, как ей облегчить своё состояние, и подсказала мне спасительные воображаемые образы?  Даже если это так, цель была достигнута. Мне действительно стало легче. Но показанные воображением (или невидимым миром?) образы наводят на размышления и дают не только успокоение, но и более глубокое понимание собственной жизни.

Тот маскарадный костюм, в котором мы вершим дни нашей земной жизни, имеет свою материальную основу: генетику, родовую и персональную судьбу, особенности тела, характер, темперамент. Оболочка определяет многое, но не всё.

Маскарадный костюм, подобно сложному автомату, всё время пытается жить своей жизнью, не считаясь с тем, ради чего был создан. Без подсказки извне, которую надо ещё суметь услышать, душе наверное трудно самой вспомнить цель своего прихода в этот мир.

Конечно, надо по возможности беречь оболочку, чтобы содержать её в пригодном рабочем состоянии. Но ясно и другое: беречь свой маскарадный костюм надо не ради его самого, а как средство выполнения задуманной миссии.

Вспоминается  вечный закон: «Кесарю — кесарево, а Богу — Божье».  И дай Бог не перепутать одно с другим.

 

СХОЖДЕНИЕ   В   АД.

 

Вспоминаю, с какого момента всё началось.

Шло лето 1999 года. Дни шли на убыль, хотя город всё ещё купался в призрачном сиянии белых ночей. Были сумерки, когда с серо-коричневого натюрморта в доме моей подруги на нас глянуло ужасное чудовище… Оно сформировалось из складок драпировки и веточки лиственницы, нарисованных на картине. Наверное, чудище жило там всегда. Удивительно, что раньше мы его не замечали.

В следующий раз я увидела это чудовище в деревне, когда по просьбе своей соседки Ольги в очередной раз пыталась посмотреть, как выглядит на энергетическом плане наш сосед.

Оля — дипломированный преподаватель физики, что не мешает ей иногда видеть леших, домовых и всяких болотных духов. Я их никогда не видела, но Олиным рассказам верю. Оля тоже из Питера, временно поселилась с родителями в деревне и преподаёт в местной школе. (Это с её мамой я встречала Рождество в год Тотошкиной гибели). Здесь же учится  её сын. Всё тот же экономический закон: люди живут там, где им легче выжить.

Чтобы понять, чем заинтересовал нас сосед — пенсионер, придётся вспомнить историю с камнем, который я перетащила на горку. Когда-то камень был привезён  из карьера для подсыпки дороги, но оказался слишком большим. Бульдозерист разглядел его необычность и отпихнул камень на импровизированную свалку. Там он пролежал много лет в зарослях иван — чая и успел обрасти мхом. Мне было жаль, что пропадает памятник старины: камень в виде короткого цилиндра с усечённым основанием, на верхней поверхности которого был выдолблен равносторонний крест. Сначала я думала, что это «солнечный камень», и крест обозначает солнце. Но при чтении археологической литературы выяснила, что «солнечный камень» —  моя выдумка, и стала полагать, что это всего лишь нижний мельничный жернов. Приехавший с комиссией археолог подтвердил, что в археологии таких камней нет.

На самом деле в истории с камнем тоже был замешан элемент сказки.

Когда я получила в аренду горку, Ольга проверила участок и сказала, что в одном месте на ней действует мощный выход отрицательной энергии, который неплохо было бы перекрыть. Сказала и забыла об этом, а я запомнила.

Эту глинистую горку, сплошь поросшую такими густыми деревьями, что в их тени и сырости ничего не плодилось, кроме папоротника, мне выделили «под картошку» волею судеб. Сначала я приглядывала более подходящие участки, но стоило мне рассказать кому-нибудь об их несомненных достоинствах, как их тут же занимали более предприимчивые соседи. Язык мой — враг мой.

 

В результате я оказалась в крупном выигрыше. Задавленные сорными зарослями, на горке погибали вековые дубы и липы, которые я тут же принялась с энтузиазмом спасать. Да и само это место оказалось необычным. Крутой овальный холм, окруженный по периметру остатками рва, в древности очевидно был чьей-то укреплённой усадьбой. К тому же здесь то какие-то чудеса происходили, то на фотографии несуществующая собака проявлялась.

Но главным было другое. Если побыть на ней какое-то время в молчаливом созерцании, то охватывало такое чувство покоя и прилива сил, что уходить с неё не хотелось. Просто живительная горка.

Тогда я решила строить на ней дом.

На «выходе тёмных энергий» долгое время складировались кирпичи, но о проблеме я помнила.  В качестве преобразующего кристалла на «тёмное место» давно просился камень с крестом наверху. Как только предоставился случай, с помощью тяжёлой техники перетащили его на горку и установили на нужное место, сориентировав по частям света. Место хорошее, высокое, солнечное, неподалёку большой дуб растёт.

Казалось бы, история выеденного яйца не стоит. Но мой сосед вдруг пришёл в невероятное возбуждение и забросал все инстанции письмами, жалуясь, что я самовольно перетащила камень в свою личную собственность. Меня замучили всевозможными комиссиями, хотя в принципе начальству было всё равно, где будет лежать этот неоприходованный камень.

Рвение, с каким сосед боролся за камень, никому раньше не нужный, выходило за рамки человеческого понимания. И мы с Ольгой как-то решили проверить, нужен ли на горке камень и какое отношение к нему имеет старик, живущий по соседству? Вот тогда-то и получилось, что я заглянула в сторону тёмных энергий.

Поскольку в нашем тандеме «видящей» считалась я, то в создаваемой нами сказке  мне отводилась роль «смотрящей». Когда я стала просматривать внутренний облик щупленького на вид старичка, на меня в позе нападения ощерилось чудовище с огненными глазами, свинячьими ушами, оскаленной пастью, какое я уже видела на натюрморте в доме своей подруги.

И всё-таки, как мне показалось, это был не сам сосед, а НЕКТО, сидящий на нём, на его энергиях.

Меня всегда удивляло, когда события или действующие лица, возникающие на «внутреннем экране»,  которые я считаю фантомами моего бурного воображения, вдруг начинают переплетаться с несомненной реальностью.

На следующий день я проснулась с красным глазом, как будто мне по этому глазу кто-то стукнул, даже кости вокруг болели. Я поняла, что это астральный удар. Глаза для меня всего дороже, поэтому я попросила своего Ангела- хранителя перевести удар на горло. Глаз болеть перестал, зато заболело горло.

С этого времени у меня появилось ощущение невидимого нападения. Чтобы себя обезопасить, я мысленно вырастала в огромного седого старика и просила защиты у Святого Георгия. Святой Георгий, такой же огромный, держал пленённое чудище на поводке, но не уничтожал его.

 

Ольга — боец. Она тут же стала искать способы сокрушить врага, в основном с помощью огненных стихий. К сожалению, все усилия оказывались тщетными, и тогда она предложила вместе разведать, какова природа этого  чудища. Однажды днём мы настроились, попросили помощи и защиты, и очертя голову заглянули в какие-то языческие дебри, которые в наших диких лесах наверное до сих пор не потеряли силу — и это в конце двадцатого века!

Чудовище нам показалось древним представителем водных стихий, поэтому на него не действовали молнии, мысленно низвергаемые Ольгой. Она догадалась попросить земную Богиню Мокошь пленить и съесть это чудовище. Разумеется, ближайшим вечером я из любопытства тоже мысленно заглянула в земные глубины, увидела гигантскую паучиху, копошащуюся там, и чудовище, почти целиком запутанное в кокон паутины. Наутро я опять проснулась с красным глазом, на сей раз правым. Удар был не такой болезненный, очевидно, чудовище успело потерять силу.

Но это было потом. А в тот день мы ещё только просматривали природу чудовища и тёмный ход под камнем. Осенью я нарисовала схему того, что там увидела. Собственно, я и видела схему, как бы в вертикальном разрезе. Камень перекрыл тёмный энергетический ход, идущий вертикально вниз. На каком-то расстоянии от земли ход расширялся в большую пустую камеру, из которой выходило множество узких каналов — сначала вниз, а потом, изогнувшись, все они устремлялись наверх. Но центральный ход продолжался по вертикали вниз, и уже на значительном расстоянии от земли опять расширялся в большую камеру, озарённую оранжевым светом, всю населённую непонятными кишащими в ней существами. Из этой камеры ход шёл ещё немного вниз, где сливался с огненным морем. Ни в глубину, ни в ширину я дальше смотреть не стала, а обо всём увиденном по мере смотрения рассказывала Ольге. Мы решили, что кляузное буйство соседа вызвано тем, что камень перекрыл его непосредственную связь с тёмным миром.

Пыталась я защитить старичка от влияния тёмных сил образом креста. Обычно это очень помогает. Разбушуется кто-нибудь, расскандалится. Но если мысленно оградить скандалиста образом креста, он успокаивается и даже начинает улыбаться. Очевидно, тёмные силы от него отступаются и перестают им управлять.

Защитила я соседа крестом, и вдруг – о ужас! – на верху креста появился человеческий череп, на горизонтальной перекладине – развевающиеся на ветру лохмотья, так что крест уподобился чудовищному огородному пугалу. Такое надругательство над святыней я видела впервые и со страха защитила крестом уже себя. Наверное, старичок являлся более серьёзным агентом тёмных сил, чем можно было предположить по его щуплому внешнему виду.

Выход энергий на горке оказался блуждающей пульсирующей зоной, намного превышающей диаметр камня. В какой-то момент зона выскочила из-под камня и «переехала» далеко в сторону. Я решила на выходе этой земной чакры соорудить клумбу, чтобы её тоже можно было легко передвинуть. К тому же живые растения намного сильнее обработанного камня.

Мельничный жернов остался не у дел. По инициативе соседа при первой возможности его перевезли на прежнее место в заросли Иван-чая, где он лежит, никому не нужный, до сих пор. Но свою службу он сослужил, за что ему спасибо.

Все мои мистические приключения последнего времени далеки от православной праведности, считающей всяческие чудеса и вещие сны порождением дьявола. Впрочем, такую  трактовку дал батюшка из соседнего храма, а сами Святые, насколько известно из Священных писаний, «грешили» и пророчествами, и видениями, и чудесами.

Наверное, «видения» сами обрушиваются на человека, хочет он того или не хочет. Чудеса тоже происходят на каждом шагу. Люди стараются их не замечать, чтобы ничего не менять в нарисованной с детства картине мира. Для большинства спокойная жизнь дороже поиска истины. Наверное, так жить легче.

Но для меня любое явление, противоречащее естественному ходу вещей, будто освещается сигнальной лампочкой и привлекает к себе внимание неразрешимой загадкой. Среди них вещие сны — метафоры бодрствующего подсознания — наиболее объяснимы с точки зрения научной логики, но удивляют неожиданностью образов.

Одним из явлений в череде странных событий, которые привели меня к полному душевному раздраю, был странный сон, который я сочла вещим.

Было то в середине лета в деревне. Снится мне какой-то дом, который я считаю своим. На старом патефоне крутится довоенная пластинка, звучит старинная мелодия. В комнате находятся ещё две женщины — дачные знакомые, всё время переговариваются между собой. Вдруг со стороны дороги раздаётся невероятный шум. Я выбегаю посмотреть, что там случилось, и вижу алюминиевый таз, который едет с грохотом по дороге, всё время вращаясь вокруг своей оси. В тазу лежит запелёнутый младенец. Я понимаю, что это подкидыш, и несу его в дом. В доме девочка начинает быстро расти и становится пятилетним ребёнком. Мы её расспрашиваем о родителях, но она убеждает нас, что у неё никого нет. Затем очень быстро девочка превращается в девушку и помогает моим дачным знакомым делать пирог в виде солнца. Девушка всё время растёт и становится выше меня, но тут раздаётся стук в дверь. Входят двое мужчин с совершенно белыми лицами. Очевидно, это отец и брат девушки. Такое ощущение, что они пришли из другого мира, и только своей оболочкой похожи на людей. Они начинают уговаривать девушку вернуться обратно, говорят, что там мать плачет, что они её любят и давно ищут. Девушка забивается в угол и всё растёт, растёт, пока не становится ростом под потолок. Тогда она выходит из укрытия и выталкивает своих родственников из дома. Когда она возвращается обратно, у неё   вид пятилетней девочки. У меня от этих превращений голова идёт кругом Затем мне снится, что наутро я просыпаюсь, совершенно забыв об истории с подкидышем. Вдруг в соседней комнате раздаётся плач. Захожу туда — на диване лежит запелёнутый младенец, который опять начинает быстро расти и превращается в пятилетнюю девочку. Я уговариваю её вернуться к родственникам, но она упрямо говорит, что останется у меня.

Было в этом сне ощущение какого-то пророчества, которое я не силах была понять. Стала всех расспрашивать. Выяснилось, что в ту ночь было лунное затмение. Заговорили о луне, и я поняла, что растущий и уменьшающийся ребёнок был луной, которая тоже не имеет постоянной величины. Ещё мне говорили о каком-то чуде, которое этот сон предвещает.

 

Как бы то ни было, прошлой осенью на меня действительно свалилось чудо, не имеющее материального объяснения. В то время я наконец вплотную приступила к работе над иконой «Богоматерь с младенцем».

Устав после хорошего рабочего дня, вышла в свой сад прогуляться.

Было около полуночи. Полная луна подсвечивала ровный слой перистых облаков, заливая землю голубым мглистым светом. Было светло, как в белые ночи. В усталой прострации лениво размышляла, где ещё можно сделать цветочные клумбы, как вдруг из небольшого куста на меня что-то пыхнуло. Это был неожиданный сильный звук, похожий на резкий выдох.

Я рассмотрела недавно посаженный кустик и ничего там не обнаружила. Подумала, что это мне показалось, но на всякий случай отошла в другое место. Через полминуты опять в метре от меня из пустоты раздался громкий выдох. Здесь мне уже стало не по себе. Я опять огляделась и на всякий случай проверила всё вокруг на расстоянии метров десяти. Даже заглядывала в соседский палисадник — нет ли там какой- нибудь коровы или быка, дыхание которых могло бы каким-то образом эхом прозвучать рядом со мной.

Тишина и безмолвие были удивительные. Осенью птицы уже не поют (был конец сентября). Люди и животные спали. Ни шороха, ни ветерка. В задумчивости я стояла на песке въездной площадки, пытаясь понять причину появления столь странных звуков, как вдруг рядом со мной на расстоянии вытянутой руки раздалось мощное дыхание. Из совершеннейшей пустоты кто-то ровно и очень сильно дышал, иногда свирепо фыркая. Наши местные быки так дышать не умеют.

Когда-то в горах Северной Осетии я писала акварельный этюд — стадо коров, пасущихся вдали, на фоне древних построек. Вдруг позади меня раздался мощный треск и свирепое дыхание прямо над ухом. Я оглянулась. Два огромнейших быка (у нас в средней полосе такие даже не водятся) проломили изгородь и стояли надо мной, оценивая меня на предмет соперничества.

Акварель — дело серьёзное. Это не живопись маслом, от которой можно оторваться. Бумага сохнет мгновенно, работать приходится в невероятном напряжении и очень быстро. Быки были досадной помехой, но этюд получался удачный, и я не могла бросить работу. Я продолжала работать, а быки пофырчали надо мной ещё какое-то время и ушли к своим коровам.

По силе и темпераменту это дыхание напоминало тех кавказских гигантов, но откуда оно могло появиться здесь?  Ни одной живой души вокруг, никаких условий для создания эха. А главное — источник звука определялся очень локально. Но в том месте, откуда он был слышен — пустота. Я послушала ещё некоторое время, потом мне стало всё-таки не по себе, и я ушла домой спать.

На следующий день я рассказала Ольге о странных звуковых явлениях в своём саду. Ольга восприняла мой рассказ бодро и пообещала сразить дышащего духа воображаемыми молниями и чем -то ещё астральным.

Весь день я работала над иконой, а вечером опять вышла в сад подышать свежим воздухом. Солнце недавно зашло. Долгий северный вечер озарял всё вокруг золотым небесным свечением. Вся деревня полнилась звуками: визжала бензопила, кто-то стучал топором, соседи с матюгами загоняли своих коров в хлев. По случаю хорошей погоды и надвигающейся зимы все проявляли бурную активность.

В созерцательной задумчивости я стояла на песке той же въездной площадки, как вдруг опять рядом раздалось мощное дыхание. Теперь было ясно, что к внешнему шуму оно не имеет отношения. В этом был непорядок: солнце хоть и зашло, но было  светло. Люди активно бодрствуют, а это НЕЧТО дышит. И не просто дышит, а излучает ощущение непонятной и неприятной силы. Быть может не столько враждебной, сколько инородной для нас, людей.

В полночь, в тёмной тишине, я опять выходила послушать дышащего духа (как я его назвала). На сей раз я поняла, что если постоянно переходить с места на место, то дыхание не успевает меня догнать и его не слышно, хотя чьё-то присутствие всё равно ощущается. Но если остановиться, то через полминуты НЕЧТО начинает дышать на расстоянии вытянутой руки и чаще всего — сантиметрах в восьмидесяти от земли.

Становилось страшно. Всё-таки я воспитана на материалистической трактовке природных явлений. Сны, фантазии, некие видения, возникающие на внутреннем экране посреди головы — это можно объяснить законами психики и психологии, а вот реальное шумное дыхание, звучащее из пустоты, не могла объяснить ничем. Загадочное явление интриговало, но находиться с ним рядом было неуютно, и я стала мечтать как-то от него избавиться, пока оно не просочилось в дом.

Перед сном я помолилась и попробовала на своём «экране» увидеть — что же там такое находится? Перед внутренним зрением возникла моя въездная песчаная площадка, и на ней — седой серый старик в странном балахоне, на котором в три ряда висели бледно-серые лоскуты. Старик в упор смотрел на меня белыми пронзительными глазами, так что я даже внутренним зрением боялась встретиться с ним взглядом и смотрела куда-то в сторону.

Потом всё исчезло, но ясности не прибавилось. Тогда я стала просить Святого Георгия прогнать дышащего духа с моего участка. Святой Георгий нехотя отозвался на мою просьбу и вытолкал кого-то невидимого с той части огорода, где слышалось дыхание.

На следующий день Ольга возбуждённо сообщила мне, что мельком видела пробегавшего мимо мелкого болотного духа, которого она успела спросить — кто же здесь дышит?  Болотный  дух ответил, что это Прародитель Тумана и побежал дальше.

Это был какой-то новый, не известный мне персонаж. Но имя понравилось. Потом, когда я стала работать над серией «Невидимая реальность», нарисовала в числе прочих и Прародителя Тумана. А чтобы белый пронзительный взгляд не пугал, нарисовала глаза закрытыми.

На третий день вечером после захода солнца пошла в сад проверить, помогло ли вмешательство Святого Георгия и было ли оно вообще. Сколько ни стояла  на въездной площадке, ничего не услышала и, обрадованная, ушла в другой уголок сада отдохнуть на скамеечке.

Были уже сумерки, над прудом и в низинах наползал белёсый туман. Тишина и умиротворение вокруг.  И вдруг из соседнего куста опять раздалось мощное дыхание. Я чуть не подпрыгнула. Потом вспомнила: Святой Георгий выгнал духа с другой части огорода, и невидимка, значит, перешёл сюда. Я на всякий случай проверила, что дыхание по-прежнему переходит за мной с места на место, и пошла за Ольгой. У меня ещё оставалось последнее материалистическое объяснение, которое я хотела проверить: слуховая галлюцинация.

Ольга чувствовала себя очень уверенно, слушая мои рассказы о дышащем духе, и бодро отправилась со мной в наш тёмный сад. Но стоило ей самой услышать мощное дыхание, которое не заставило себя долго ждать, как она тут же метнулась в сторону и чуть было не убежала, но потом устыдилась и осталась со мной.

— Ой, если бы была шерсть, встала бы дыбом!- повторяла она растерянно.

 

Не могу назвать это исследование приятным, но мы всё-таки проверили всё, что могли: переходили с места на место, поливали духа святой крещенской водой, пытались изгнать его с помощью молитв — всё напрасно. Всё-таки мы выяснили, что дух продолжал дышать в моё отсутствие и что он склонен к общению. Оля догадалась задавать вопросы, на некоторые из которых дух в знак согласия умолкал. Так мы узнали, что это дух, и приставлен здесь для охраны. Но потом мы решили, что он морочит нам голову, потому что на вопрос, не мёртвый ли он, дух помолчал, а потом фыркнул с такой яростью, что мы перестали задавать вопросы. На самом деле сомнение в его жизнеспособности показалось ему, наверное, оскорбительным.

Всё-таки соседство дышащего духа было неприятным, и перед сном я опять стала просить Святого Георгия его прогнать. На внутреннем экране вижу, как Святой Георгий выходит из иконы, вырастает до гигантских размеров и, грозный, заносит надо мной копьё. Я перепугалась и стала лихорадочно думать: свечку Ему в Храме давно не ставила, если меня стукнет — что это будет: инфаркт, инсульт? Но Георгий меня попугал немного, затем несколько раз ударил копьём рядом со мной (кстати, после этого я стала лучше себя чувствовать), потом развернулся и своим красным плащём накрыл сверху мой участок. Под плащём местами вспыхнули язычки пламени, и внутренний экран погас.

Дышащий дух ушёл, но перед моим отъездом в Санкт-Петербург всё-таки дыхнул сдержанно из куста.  Я от страха начала громко его ругать и грозить Святым Георгием, так что он больше не возникал.

 

Случившееся осталось для меня загадкой. Кто и зачем так активно обращал на себя внимание? Ведь дыхание в саду появилось, когда я стала писать образ Богоматери. Заинтригованная, изучала книги по  языческим верованиям, расспрашивала своих «видящих» знакомых. В псалтири раскрыла наугад страницу и прочитала: » Дух свободный где хочет, там и дышит»…

Ответ пришёл, когда приехала в деревню в следующий раз. Всё было спокойно, на участке никто не дышал, но чьё-то неприятное присутствие всё же ощущалось. Я работала в саду и вдруг догадалась, что это духи земли обращали на себя внимание, чтобы я их тоже нарисовала.

Я рассмеялась такому простому объяснению и вслух громко пообещала это сделать.

Зима прошла спокойно, а вот по весне…

Непрошенный гость в моих владениях больше никак не проявлялся, но спустя некоторое время, судя по всему, от души напроказил по соседству.

— «Ишь, дышит у неё кто-то! Уж мы смеялись, смеялись…- увидев меня весной в огороде, съязвила через забор старушка — соседка, хозяйка Мухтара. – Это у меня две коровы в палисаднике дышали». Наверное, ещё с осени она лелеяла эту фразу и заранее радовалась моему полному посрамлению.

Я ничего не ответила. То, что ни одной коровы поблизости не было, я в своё время проверила. А с этой соседкой я разговаривать опасалась. Поздороваешься с ней, а она к чему-нибудь прицепится и в результате всё равно обматерит. На старухины слова я не обратила внимания: посмеялись, и хорошо. Лучше, чем матом ругаться.

Но очевидно, реакция духов земли оказалась не столь миролюбивой. Наверное, им не понравилось, что соседка не верит в их существование, и они по-своему решили себя проявить. Не прошло двух недель, как у неё одна за другой умерли две совершенно здоровые коровы. Быка, пока живой, соседка быстренько сдала на мясо, но коровье стадо продолжало таять.

У неё с дочкой последние пятнадцать лет по окрестным полям гуляло стадо – голов десять. А тут через полтора года не осталось ни одной коровы, а потом и сама соседка уехала к одной из дочерей в город. Случившееся все восприняли с материалистических позиций и ничего странного в таком стечении обстоятельств не увидели.

 

Удивительно, что в деревне, где близость к природе должна развивать наблюдательность и приятие духов земли, в них сейчас категорически не хотят верить. Психологи говорят, что экстрасенсорная чувствительность в деревнях развита гораздо меньше, чем в городах. Может, это повышенная наэлектризованность городов так на нас влияет. Может, научных и сомнительных книг читаем слишком много, развивая своё воображение и внимание к аномалиям. А может, деревня в силу инертности всегда психологически отставала от города, и «век рационализма», с трудом её завоевавший, не хочет теперь покидать свои последние позиции.

Как бы там ни было, но в деревнях больше верят в магию и колдовство, чем в Бога и духов земли. Колдуют с помощью тёмных сил, и в наших деревнях им раздолье – пьянство, воровство и сквернословие, как это ни печально, процветают в них повсеместно. А трудолюбие и доброжелательность – увы, счастливое исключение.

Не бежать надо из деревни, а возвращаться туда и стараться изменить положение к лучшему. Ведь это наши корни. Они в деревнях тихо загнивают, а в городах от этой гнили дышать нечем.

По возвращении домой заканчивала портрет Екатерины II, и лишь потом смогла приступить к серии, которую назвала «Невидимая реальность».

От моего первоначального замысла не осталось и следа. В мастерской ещё стоял портрет Екатерины, а во сне уже началась работа над первой картиной этой серии. Я назвала её «Время»: золотистый диск, висящий над землёй, проецируется на неё таким же золотистым кругом. Во сне оба круга были светло- коричневыми. Я их сознательно осветлила, хотя наверное была не права.

Перед работой я обычно молюсь и прошу помощи. Но после молитвы рисовалось всё не так, как задумывалось. От придуманных литературных леших и русалок не осталось и следа. Из земли полезли какие-то розово-красные червяки-змейки с женскими головами, потом у них выросли крылышки и они полетели.

Образы получались необычные: не начитанные, не насмотренные, появлялись невесть откуда и рисовались в иконной стилистике. Наверное, они ещё требуют своей расшифровки, которая со временем непременно появится.

Быть может, задуманные литературные образы были соблазнительно-красивыми, а после молитвы мне показывали истинную сущность земных духов. Кстати, во всех древних мифологиях они имели вид гигантских змей, а в Египте — даже с крыльями. Мои, правда, измельчали и были скорее похожи на безобидных червяков.

Работа шла быстро, в полуграфическом варианте живописи, достаточно условном. Я зарисовывала темы, которые следовало повторить в более совершенном виде. Свою работу я расценивала как эскизы.

Удивительно, что работа над серией создавала ощущение погружения в какие-то тёмные глубины. От моего обычного парения в золотистых сияющих высотах не осталось и следа. В конце концов стала рассматривать свою работу «схождением в ад».

Есть в алхимии такой этап преобразования и совершенствования материи: её полное разложение, превращение в вонючую грязь, распадение на первоэлементы, из которых потом создаётся качественно новое вещество… и новое состояние духа.

Примерно такое же чувство возникало у меня во время работы над серией. Процесс стал неуправляемым. Мне это состояние духа не нравилось, но было ощущение того, что я должна пережить его до конца.

«Схождение в ад» было падением в неизведанные глубины. Нарастало ощущение тяжести, душевной темноты, безысходности. Я смиренно продолжала падать неизвестно куда. Временами возникало ощущение себя как пустотелой трубы с моим обликом, размазанным по её внешней стороне. Сквозь трубу льётся сверху золотистый сияющий свет. Эти мгновения приносили облегчение. Затем — опять падение в темноту.

 

Новый 2000 год встречали в деревне. Эта поездка принесла горестное событие — гибель нашего любимого пёсика Тотошки, с которым мы прожили почти двенадцать лет. Все, кто когда-нибудь терял своих четвероногих друзей, знает, как это тяжело. Я уложила Тотошку в добротную просторную коробку. Когда закрывала её створки, содрогнулась: на коробке было написано моё имя — «Таня».

Первым желанием было стереть его, но потом решила всё оставить, как есть. Как будто себя хороню. Вспомнилось, что в глубокой древности часто практиковалась «заместительная жертва». Цари тогда правили недолго: государство процветало, пока был молод и здоров его сакральный символ — царь. Поэтому он правил от четырёх до девяти лет, потом его убивали. Но царям тоже хотелось жить, и потому они своей царской волей постановили убивать заместительную жертву, как бы себя самого. Затем, как ни в чём ни бывало, начинали править новый срок.

С юности я предчувствовала, что доживу до 55 лет. Как-то подсчитала, что последний день рождения будет в конце 2000 года. Смерти я перестала бояться, хотя в молодости эта перспектива вселяла в меня ужас. Теперь же стала страшиться незавершённости своих самых насущных планов. Да и для своих близких хотелось бы пожить подольше. Я им нужна.

Однажды, находясь в деревне, взмолилась: «Продлите мне жизнь, всё стала делать медленнее, много времени приходится тратить на восстановление сил, ничего не успеваю». Возникло ощущение, что мою молитву услышали и благосклонно продлили жизнь до семидесяти с лишним лет.

По приезде в город ко мне в метро подсел  мужчина интеллигентного вида, но под хмельком, и вежливо предложил погадать по руке. Я поняла, что он всё равно не отстанет, и протянула руку. -«Вы проживёте 73 года» — сказал он. Впервые мне нагадали срок жизни, и как будто в ответ на мою молитву. Хотя, впрочем, поживём — увидим, так ли это?

Я в гадания не верю. О неприятных событиях предупреждают, когда их можно предотвратить. Но предотвращённое событие опровергает правильность гадания. Мне кажется, предупреждения о грядущих катастрофах даются для острастки человечества. Нас пугают, как взрослые люди стращают детей.

Настоящее наказание приходит без предупреждения. И что считать наказанием? Если поразмыслить, малым наказанием мы можем откупиться от большего. С другой стороны — что может быть большим наказанием, чем гнусное состояние души, злоба или зависть?

Что касается событий жизни — трудно понять, где наказание, а где испытание или учёба. Когда мы затачиваем нож, для него это тоже боль, потеря и наказание. Но тупой нож никому не нужен, он не оправдывает своего назначения и может в благополучии и забвении ржаветь до конца своих дней. Не так ли и человеческая жизнь? Не является ли благополучное существование, лишённое неприятных событий, жизнью в Божьем забвении? Как говорят, Бог даёт испытания и даёт силы их пережить. Дай нам Бог силы не только пережить испытания, но и понять преподанный ими урок.

Но вернусь к «продлению жизни».

Ничто в нашей жизни не меняется просто так, даром. Я подозревала, что заместительной жертвой может стать Тотошка, но произошло всё раньше, чем  предполагала. Вероятно, программа событий включается задолго до того, как они происходят, и изменения в программе тоже должны совершаться заранее.

Горе меня поглотило. Одно дело — предчувствовать событие, а другое — его пережить. По приезде я написала рассказ «Жизнь и смерть нашего друга Тотошки».

В творчестве наше спасение. Не будь этой возможности в слове или красках описать и тем самым отделить от себя события жизни, придать им самостоятельное существование — наверное, судьба разорвала бы в клочья и без того слабое сердце. А с другой стороны, мои переживания сродни чувствам других  людей, и быть может моё выстраданное творчество поможет им справиться с теми же проблемами, с какими сталкиваюсь я.

Искусство поневоле должно быть искренним. Непрочувствованное искусство становится мертворождённым образчиком дизайна, спорхнувшего с мольберта на чьи-то стены и, как бабочка-однодневка, угасшего вместе с модой.

Чтобы взволновать зрителя, самому надо быть взволнованным в тысячу раз больше. Лучше ошибки, непонятость, отсутствие блеска создаваемых произведений, чем их душевный холод. Но так думаю я. Большинство других художников думают иначе.

В конце января 2000 года мне привиделась такая картинка: постепенное неуклонное сближение небесного колокола и земной чаши, расположенных зеркально и готовых соединиться своими широкими краями. Они были прозрачными и воспринимались как гигантские информационные поля, потому что их тела были в состоянии сложного спирального движения и насыщены какой-то мощной непонятной энергией. На плоскости их соприкосновения вспыхнуло свечение, которое также разлилось по вертикальной оси, образовав подобие креста. В месте пересечения вертикальной и горизонтальной линий свечения образовался сгусток света, от которого стали отходить световые волны.

У меня появилось ощущение, что это глобальное космическое явление будет иметь для Земли серьёзные последствия и знаменует начало какого-то нового этапа существования. Что ждёт человечество? Похоже,что наши суетные человеческие судьбы, известные лишь нам самим, вершатся под руководством невидимого космического дирижера, и в этом их глобальность.

Два года спустя я познакомилась с книгой Лачинова и Полякова «Информодинамика», на обложке которой увидела знакомую картинку: сближающиеся небесный колокол и земная чаша со спиралевидным движением внутри них. С помощью непонятных мне математических формул и прочих научных доказательств авторы обосновывали существование передачи информации на уровне атомов.

Книга была написана до того, как я увидела этот процесс. Этим, наверное, объясняется то, что авторы не успели увидеть его до конца, и описание его оборвалось на сближении двух конусов.

В очередной раз я убедилась в объективной подоплёке своих «видений».

 

Работа над серией продолжалась. Она уже стала меня тяготить, и я мечтала выкарабкаться из этого тёмного состояния. Но видно, оттолкнуться и начать всплывать можно, только дойдя до самого дна.

Мне предстояло испытание, которое потрясло меня какой-то своей мистической закономерностью.

Накануне работала над очередным листом серии, который считала последним. Это зелёный змей, поедающий себя за хвост, окруживший кольцом мрачную, тёмную деревню.

В мастерскую пришёл пятилетний ребёнок, сын одного из приятелей соседа — художника. Крупный большеголовый мальчик производил странное  впечатление своим отрешённым взрослым взглядом. Он что-то бормотал, периодически поглядывая на меня. Бормотал, как ворожил. Я работала и не вникала в смысл его слов, но отдельные услышанные мною фразы поражали своей недетской фантазией. Потом он ушёл.

Студентка, работавшая по соседству, на следующий день мне рассказала, что, выйдя из моей мастерской, мальчик ей сказал:» Я знаю комнату, в которой под шкафом лежат две золотые монеты, и я знаю, как их оттуда достать. К двум две — будет четыре, к четырём две — будет шесть, к шести две — будет восемь.» Золотые монеты — метафора, но смысл оказался пророческим.

Так оно и получилось. На следующий день поутру было лунное затмение — ожидался во всех смыслах тяжёлый день. Я пошла в Апраксин двор покупать папе подарок ко дню рождения. Состояние было задумчиво-отрешённое, в голове клубились какие-то неоформленные и неразрешимые мысли.

«На автопилоте» брела по «Апрашке». В руки мне суют аудиокассету, говорят, что это рекламный подарок фирмы Самсунг и предлагают где-то расписаться в его получении. Тут же выясняется, что кассета что-то выиграла, мне предлагают выигрыш, за который я должна заплатить комиссионные. Я машинально отдаю деньги, потом на короткое время сознание включается; я начинаю кричать, что это мошенники, и звать милицию. Сбегается вся шайка, все на меня орут, матерят, давят на психику.

Всё-таки я очень гипнабельна. Одно утешение, что гипнозу в наибольшей степени подвержены здоровые люди. Больные — хуже, даже если болезнью является саднящая заноза или тесная обувь, а шизофреники не подвержены гипнозу вовсе. «К двум две — будет четыре, к четырём две — будет шесть, к шести две — будет восемь. Я знаю, как достать оттуда деньги…» Сначала у меня запросили ту сумму, которая была в сумочке, потом ту, что лежала дома под шкафом. Меня поражала точность называемых цифр, как будто с меня считывали нужную информацию. Какой-то извилиной я сознавала, что меня грабят, но стала полностью управляема.

Мошенники почувствовали, что им в руки попалась лёгкая добыча, поэтому даже не слишком старались изображать игру, тем более что я напрочь отказывалась во что-либо играть. Любой выигрыш для меня является неправильным получением денег, поэтому я никогда добровольно не участвовала в лотереях, играх и покупке облигаций. Деньги надо зарабатывать, а не выигрывать, как я считала и продолжаю считать.

Я отдавала деньги в надежде вернуть их более крупной предъявленной суммой, но вопреки обещаниям у меня их забирали и не отдавали.

У меня было ощущение бреда. Оно прошло, только когда мошенники получили все деньги и разбежались кто куда. Как ни странно, я вздохнула с облегчением.

Это был тяжёлый, но важный опыт. Как я потом поняла, в состоянии гипноза между поступающей извне информацией и её критической оценкой как будто ставится непроницаемая преграда. Это вторжение в свой мозг оставляло ощущение потери собственной личности, и само по себе было ужасно.

К тому же преступно вторгшаяся в мозг личность по своей природе не может быть светлой,  и это только усиливает тяжесть её вторжения. Позже я стала присматриваться к окружающим и обнаружила, что многие постоянно живут «под гипнозом» общепринятых мнений, либо «ловятся» по каким-то отдельным темам.

Конечно, стресс мне обеспечили качественный. Состояние было совершенно раздавленное. Не поверю, что кто-то может равнодушно отнестись к потере всех своих накоплений. Мне тоже было жалко пропавших денег, но раздавлена я была не этим. Мне казалось, что всеми событиями той осени и работой над последней серией я совершила грехопадение, за которое лишилась помощи и поддержки Вышних сил, за что была сурово наказана.

 

До часа ночи мы сидели в мастерской со студенткой Академии художеств, для которой невидимый мир тоже был достаточно близок. Хорошо, что она оказалась рядом в трудную для меня минуту. Мы обсуждали происшедшее, пытались понять его внутреннее значение. Я была потрясена своей душевной размазанностью в грязь. Это было дно, ниже которого опуститься — только сойти с ума.

Девушка мне помогла, вспомнив и прочитав слова одной светлой книги, имеющие прямое отношение к моему случаю. Речь шла о преобразовании энергии стресса в светлую энергию, озаряющую жизнь новым, более глубоким смыслом. Моё воспалённое сознание, измученное нагнетением темноты последних месяцев, наконец озарилось лучиком надежды. Наполненная золотистым светом труба, какой я иногда себя  ощущала, утратила снаружи рисунок моей внешности, а вместо неё появились перетекающие и переливающиеся из одной в другую цветные лепестки -струи.

Всю ночь я не спала. Мне было необходимо вспомнить детали происшедшего, снова прокрутить всё в памяти, чтобы наконец что-то понять и, как потом выяснилось, тем самым снять последствия гипноза. Сначала я не могла вспомнить лицо «человека со стороны» который под гарантию своей честности помог мне избавиться от денег. Вместо головы над курткой видела пустое место, благодаря чему поняла, что он-то и был главным действующим лицом в компании мошенников. Я его вспомнила, только окончательно освободившись от внушения.

Как потом выяснилось, я нечаянно попала в «лохотрон», о существовании которого  даже не подозревала. Телевизор не смотрю, газет не читаю, общественная жизнь практически проходит мимо меня. Надеюсь, это событие поможет мне в будущем критичнее относиться к поступающей информации.  Пока существует Доверчивость, на ней будут паразитировать разнокалиберные мошенники.

 

После бессонной ночи пошла в церковь исповедаться и причаститься. Новодевичий монастырь, находящийся рядом, — место удивительное. Батюшка внимательно меня выслушал, а после службы и причастия даже произнёс проповедь, по всей видимости мне адресованную — об искушениях Христа, а после целования креста посоветовал обратиться к монахине — художнице, тоже Татьяне.

Монахиням можно позавидовать: они живут в придуманном просветлённом мире, где есть незыблемые законы, в которые они свято верят. Рядом с Татьяной я себя чувствовала падшим ангелом, одолеваемым сомнениями. Не было у меня тогда стопроцентной веры в православие, а была вера в единого Бога, существующего во многих ипостасях. Не могла я жить в условном религиозном мире, отстающем от солнечного года на 14 дней, заменяющего свободную мысль каноном чужих мыслей, пусть в корне своём исходящих от людей просветлённых – но замутнёнными последующими поправками.

Мой внутренний бунт и желание самой дойти до каких -то приемлемых для меня истин я не могу оставить ради душевного спокойствия. Я не говорю о своих сомнениях служителям церкви не потому, что боюсь показаться им плохой, а чтобы не нарушать их внутреннего покоя мысленными спорами со мной.

После причастия мне стало значительно легче. Как бы ни греховодничала я в своих сомнениях, но просветлённость Татьяны и самого батюшки сделали своё благое дело.

Сейчас мне легко представить, что денег и вовсе не было, — это является вполне привычным для меня состоянием. Но интересна ещё одна закономерность: первые мои мысленные слова, объясняющие происшедшее, были «выкуп».

Недавно в разговоре с одной своей однокурсницей обсуждали жизнь «наших» в Америке и говорили о том, что (по слухам) человек там стоит то, что он зарабатывает или имеет. Интересно, что мошенники выудили у меня именно ту сумму, которой я в шутку себя оценила. Они её назвали сами. Получилось, что я опять откупилась от судьбы.

И хорошо, что сумма была для меня очень крупной.

Мелкие потери растравляют душу, крупные — воспитывают. Чтобы самосохраниться при крупных потерях, включается механизм философского осмысления происходящего и выводит психику из прессинга действительности.

Через три дня после этого происшествия один мой крестник, которого я в первый и последний раз видела много лет назад на его крестинах, пришёл к своей матери (всё к той же моей однокурснице) с дорогим подарком и пожаловался, что устал воровать. (Он работает в ГАИ). И подарок, и признание были неожиданным всплеском добросердечия, о чём его мать тут же мне сообщила.

Так я узнала о своём невольном грехе: как крёстная, я несу ответственность за своего крестника. А я давно даже не молилась за него, просто забыла о нём. Сколько их накопилось — вольных и невольных грехов, о которых мы можем не подозревать, но которые влияют на нашу судьбу не лучшим образом!

 

В один из летних месяцев 1999 года Невидимые Сферы предложили мне… гениальность, сопровождаемую  какими-то неприятными и тяжёлыми событиями. Первая реакция — испуг. Устала от неприятностей. Потом стала понимать, что тёмные силы обычно завлекают красивыми посулами, не предупреждая об опасности. А здесь — выбор за мной, да и о неприятностях предупреждают заранее, — значит предложение исходит от светлых сил. С недельку подумав, решаю, что творческая жизнь без перспективы развития слишком неплодотворна, чтобы быть интересной, и прошу, чтобы неприятности не касались моих близких.

Звания, слава и богатство, сами по себе приятные, не наделены для меня соблазнительными чертами — по большому счёту я к ним равнодушна. Они не стоят того времени, которое надо тратить на их приобретение. Наверное, душа монаха-отшельника не даёт мне увлечься общественным признанием.

Искушение властью мне и вовсе непонятно — во ВЛАСТИ я вижу только ответственность и отсутствие свободы.

Мне был послан гораздо более тонкий для творческого человека соблазн — перспектива создания ПРЕКРАСНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ.

Тысячи, десятки тысяч гениальных произведений украшают жизнь людей. Ещё одно появившееся не изменит лика Земли в лучшую сторону (а может, изменит?), и не титул «гения» пленяет мечтой, а сам ПРОЦЕСС СОЗДАНИЯ. Он так же отличается от любования готовыми произведениями, как восторг взаимной любви отличается от созерцания чужих детишек.

Нагнетение темноты, стресс и последующий катарсис нужны были, очевидно, для того, чтобы понять безумие этой надежды. Наверное, предложение было всего лишь искушением, и теперь только я поняла, какой дерзостью и гордыней была для меня мечта о создании ПРЕКРАСНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ.

Пусть мне не дано нарисовать тот мир, какой живёт в моём воображении, пусть я недостойна этой благодати, но без МЕЧТЫ о прекрасном произведении вся творческая работа теряет смысл.

 

Так думала я в своей раздавленности. Как думала, так и написала. Наверное,  время от времени необходимо осознавать своё бессилие, малость, иначе не будет толчка к последующему росту. Но зачем я переживаю всё так безжалостно остро?!

Теперь, по прошествии времени, я благодарю своего Ангела, что он провёл меня по кругам ада, чтобы осознать ещё одну истину. Зёрна творчества, брошенные в нас Создателем, прорастают, лишь когда осознают свою недостаточность. Пока они довольны собой, своим количеством и качеством, пока они самодостаточны, им не к чему развиваться в новое растение, теряя себя.

Зерно, чтобы не пропасть зря, должно быть брошено в землю, сойти в свой ад. Только тогда будущий росток сможет пробиться к свету. Без нового растения не будет новых зёрен, и жизнь остановится.

Не знаю, хватит ли мне жизни, чтобы дорасти до создания ПРЕКРАСНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ. Или, не ведая того, всё своё лучшее я уже создала и мне не на что больше надеяться? Стремление к совершенству так же неутолимо, как стремление пересечь линию горизонта. Он недостижим. И всё же….

Творчество даже в осознании своей слабости остаётся дерзновенным. Так помоги же, Господи, нарисовать МЕЧТУ. Без твоей помощи мы бессильны.

 

Напрасно я преувеличивала свои страдания: осознание своего ничтожества является скорее чистилищем, чем адом. Настоящий ад здесь, на земле, по-видимому невозможен. И всё-таки я осталась настолько в себе разочарована, что это стало мешать работе. Вот сижу, пишу «Страну сновидений», а краски тем временем сохнут. Наверное, в интересах дела придётся себе всё простить и жить дальше.  (Впрочем, эти мои литературные труды тоже, может быть, кому-то пригодятся?).

«Невидимая реальность» оставила неразгаданную загадку: кому и для чего нужно было использовать меня для нарисования этой темы? Как ни странно, сложилось впечатление, будто таким образом Вышние силы оказывали помощь земле.

Сами они имеют слишком светлую духовную природу, чтобы непосредственно воздействовать на плотные материальные слои. А те нуждаются в их помощи, так как постоянно испытывают натиск соседей — царства антихриста. Человек является посредником, потому что совмещает в себе обе природы — и материальную, и духовную. Может, таким проводником послужила я? Или теперь им смогут стать нарисованные образы?

В храме Владимирской Божьей Матери перед иконой Сергия Радонежского просила его помочь духам земли, если есть на то Божья воля. Когда-то во время молитвы у этой иконы перед моим внутренним взором неожиданно мелькнули Святые мощи. Мне показалось, что тем самым Сергий Радонежский дал знать, что не остался безучастным к моим мольбам. Вот и сейчас я чувствовала благожелательное внимание Святого.

Сложная тема — духи земли. С одной стороны, они такие же Божьи создания, как и мы. Может, не способны нести в себе Божественный огонь, как некоторые из людей, но зато и не опускаются, подобно другим, в глубины ада. Язычество, на мой взгляд, заключается в ПОКЛОНЕНИИ духам земли, что совершенно излишне. А вот оказать помощь или быть посредником в оказании помощи…. Наверное, не столь белы мои одежды, чтобы бояться запачкаться.

И всё же трусливо надеюсь, что моё посредничество больше не понадобится.

Впрочем, на всё воля Божья….

 

С тех пор, как были написаны эти строки, прошло всего четыре года, но как всё изменилось!

Я опять вернулась к «Невидимой реальности», но теперь эта серия работ, опоясавшая под потолком «зал духов земли», стала яркой и праздничной. С осени я выпилила из оргалита и загрунтовала 15 квадратов 80х80 сантиметров, и в марте 2005 года в своём деревенском доме наконец приступила к этой долгожданной работе: из разрозненных листов «Невидимой реальности» надо было создать единый декоративный фриз. Для 13 квадратов темы были определены, а по поводу двух я сомневалась – что предпочесть?

Как только я стала готовиться к предстоящей работе, за окном завыл ветер. Поднялась страшная метель, которая на несколько дней изолировала меня от внешнего мира. Белые вихри взметённого снега перемешивались с крупными хлопьями, падающими с небес, и вскоре все тропинки превратились в непроходимые сугробы. Я выходила во двор только за дровами и снегом, из которого растапливала воду.

В наших краях погода по-северному непостоянна, и потому такая сильная метель не могла продолжаться дольше двух дней. Но она мела в полную силу и второй день, и третий. На четвёртый день, слушая завывания ветра за стенами дома, я подумала: а не нарисовать ли мне ветер в одном из свободных квадратов?! Уж слишком он громогласно о себе заявляет!

На пятый день вечером наконец дошла очередь до квадрата с изображением ветра. Стоило мне нанести контур изображения, как ветер, дувший без передышки пять дней, тут же стих. Метель угомонилась, и на следующий день в занесённой снегом деревне воцарились тишина и спокойствие.

В памяти уже потускнели воспоминания о демонстрациях «дышащего духа» и прочих чудесах невидимой реальности, и потому я была склонна объяснять необычное поведение ветра простым совпадением (хотя в глубине души в этом сомневалась).

Оставался последний квадрат, который , немного поразмышляв,  на всякий случай решила посвятить изображению лешего.

Уж если все они так хотят быть нарисованными, то вдруг леший обидится, что я о нём забыла? А когда подойдёт срок, не даст мне грибов?!  Эскиза с его изображением у меня не было.

Фольклорный образ лешего я знала: мужичок в красном кушаке, в тулупе навыворот, лапти не на ту ногу одеты, и высота у него – то величиной с дерево, то в траве спрячется. Представила в воображении такую картинку – оказалась фальшивой. Нет в ней жизни, надо было искать что-то другое.

В искусстве всегда так: истинность изображения проверяется его жизненностью. Много красивых выдумок являются мертворождёнными, потому что не одухотворила их энергия жизни. И в то же время буйная романтическая фантазия может создать образы, в которых будет бурлить своя фантастическая жизнь. Много искусствоведческих книг написано, много теорий искусства создано, а на тайну оживотворённости искусства ещё никто не покушался. Только в Китае осознанно ценится жизненность произведения искусства, но и там не объясняют, как этому научиться. Либо оно есть, либо нет, а третьего не дано.

Стала я пытаться представить, как же выглядит леший на самом деле. Оказалось: хитрый мужичишка лежит на земле, являясь её частью, а из него произрастает лес и всё, что в лесу. Видно, леший неотделим от леса. Лес – его тело. Так я его и нарисовала. А мужичок в красном кушаке, которого в древности встречали в лесу крестьяне, наверное вычленяется из общей массы леса,  как гриб отделяется от грибницы.

Самым удивительным было то, что все 15 квадратов я написала за четыре дня. (Ветер начал дуть, как только я принесла оргалит в дом для прогрева и начала продумывать внутреннюю разметку. Но это была ещё не работа, а подготовка к ней). Устала я, конечно, безумно, но от работы осталось ощущение праздника.

Удивительное это явление – жизнь художника. Такое впечатление, что её вовсе нет. Она перетекает в картины, и пока работаешь над ними – живёшь их жизнью. А когда они написаны – они отдаляются, как дети; обрастают самостоятельностью, живут дальше своей судьбой.

А в голове и душе художника уже толпятся новые образы, и все они стремятся на свет Божий, всем хочется начать жить своей самостоятельной жизнью. Насколько вольны мы в своём творчестве? Наверное, чем больше мы подчиняем своё умение велению Вышних сил – не на словах или в уме, а в самой глубине своей души, — тем больше в ней свободного полёта. Такой вот получается творческий парадокс.

 

МАСТЕРСКАЯ ХУДОЖНИКА

 

Это особое явление – помещение, где создаётся Искусство. В нём соединяются бытовая нетипичность, хаотическое соединение романтизма, рабочей обстановки и безалаберности. Всё это пронизано энергетикой хозяина мастерской и проболтается о нём лучше любого психоаналика. К сожалению, в последнее время с многих мастерских слетел экзотический флёр и остался неприглядный скелет: здесь пытаются заработать на жизнь. Вместе с флёром куда – то улетело Искусство. Или наоборот: сначала улетело Искусство, а за ним флёр, как ненужная мишура.

Моя племянница, умная и успешная девушка, как-то сказала мне: «Если бы я была художником, я бы зарабатывала деньги и ходила на тусовки». Я подумала: «Если бы ты была ХОРОШИМ художником, деньги у тебя были бы на десятом месте, а времени на тусовки и вовсе не было». Счастье художника – в творчестве, а не в имитации светской жизни. Каждый человек хочет быть счастливым, но надо иметь мужество остаться собой и найти свой  путь к счастью. Иначе можно иметь все признанные атрибуты счастья, кроме него самого.

 

Впрочем, вернёмся в нормальную художественную мастерскую, пока они все не стали ностальгическим воспоминанием. В обычную двадцатиметровую мастерскую я вселилась после поджога моего дома, вместе с которым исчезло рабочее пристанище со всем своим содержимым. Помыкавшись пару месяцев по чужим углам, я в полной мере оценила радость обретения своего потолка над головой.

Этому высокому светлому помещению, где меня стали посещать новые идеи и образы, я посвятила картину «Мастерская». Она входила в коридорную систему мастерских, у которой есть свои недостатки и преимущества, как в любой коммунальной квартире. Плюсом была принадлежность всех арендаторов одной профессии со всеми свойственными ей «сдвигами по фазе». По счастью, ни скандалов, ни пьяных дебошей не было в помине – все увлечённо работали за своими дверьми. Мёрзли зимой, изнывали от жары летом – потолок и крыша были единой бетонной плитой, которая в зависимости от времени года становилась морозильником или жаровней. Ходили в гости к друзьям  пить чай, обменивались художественными новостями; давали друг другу советы, если их спрашивали.

Время шло, картины накапливались, и через несколько лет я обнаружила, что мастерская стала слишком мала. Затеянный в ту пору триптих «Битва Георгия со змеем» целиком невозможно было даже посмотреть. Тогда я подала заявление в Союз художников на «расширение».

Через некоторое время мне повезло, —  я получила достаточно большую мастерскую около Московских ворот. Это тоже была коридорная система, в которой соседей было немного и жили мы дружно. Мне очень нравились стены без окон и стеклянный потолок, над которым иногда пролетали птицы и плыли облака. Напоминало «башню из слоновой кости». Меня не смущала вздувшаяся от постоянных протечек штукатурка. Зато на сплошных стенах можно было повесить в два ряда картины, которые мягко освещались верхним светом.

Наконец я смогла сдвинуть в ряд незаконченный триптих и посмотреть его в целом. Работа над последней частью триптиха — «Город» —  ещё продолжалась, и я поставила картину на мольберт. Но стоило мне начать работать, как – о ужас! – я обнаружила, что моя энергия, вместо того, чтобы по привычному руслу перетекать в живописное полотно, уходит в разные стороны, как вода в песок. Я оценила «наработанное» пространство прежней маленькой мастерской и загрустила, представив, как много времени уйдёт на освоение новой, большой.

Было начало сентября. Окинув последним взглядом незаконченный «Город» на мольберте и стены с развешанными в два ряда картинами, я уехала на месяц в деревню. А когда вернулась, работа пошла, как по маслу. За месяц висевшая на стенах живопись «наработала» пространство, насытив его моей энергией. В связи с этим я подумала, что временные выставки могут достойно показать только живопись, основанную на броском внешнем эффекте. Энергетически наполненное произведение нуждается в постоянной экспозиции на своём привычном месте, чтобы чувствительные натуры могли не только воспринять его глазами, но и почувствовать энергетику.

Энергетика искусства оказалась очень полезной в прикладном применении. Вскоре я обнаружила, что пространство мастерской хорошо помогало во время болезни, поэтому грипповать предпочитала среди картин, за три дня обычно избавляясь от недомогания.

Ненормированный рабочий день привязывает художников к мольберту, поэтому многие остаются  ночевать на своём рабочем месте. Засыпаешь перед начатым холстом и просыпаешься перед ним – как будто и не было перерыва на ночной отдых. Просыпаюсь однажды утром и вдруг вижу посреди мастерской странного полупрозрачного человека в балахоне до пят, который внимательно рассматривает какую – то картину.  Я удивлённо уставилась на непрошенного гостя. Как видно, он почувствовал устремлённый на него взгляд, посмотрел в мою сторону и медленно растворился в воздухе.

В следующее мгновение я проснулась на самом деле. То же самое освещение, все детали помещения, что были минуту назад, но никого, кроме меня, естественно, не было.

Через несколько дней история повторилась. Просыпаюсь – а рядом с диваном, на котором спала, опять стоит фигура в балахоне и рассматривает триптих о Святом Георгии, висевший высоко надо мной. На сей раз удалось разглядеть лицо туманного человека. Оно было похоже на художника из соседней мастерской, но чувствовалось, что это не он, а взятая напрокат маска. Человек глянул вниз, увидел, что я проснулась, и стал медленно подниматься вверх, одновременно растворяясь в воздухе.

Через мгновение я опять проснулась, на сей раз по – настоящему. Всё то же самое, только без туманного человека.

Эти явления меня заинтриговали, и мне захотелось нарисовать свою мастерскую с большим стеклянным окном в небо, когда меня там нет. Ведь пока никого нет, в мастерской вполне могло происходить что-то фантастическое. Птицы вылетали из картин и кружились по мастерской; радуга и полосы солнечного света прорезали пространство, а позади мольберта стоял туманный человек в балахоне. Из живых фигур там присутствовал только мой преданный пёсик Тотошка, а сама я была представлена автопортретом на мольберте.

Всё было нарисовано, но чего – то не хватало. Когда чувство подсказывает, что в картине что-то не так, а что – непонятно, надо отставить её в сторону. Через некоторое время я увидела, что в правом верхнем углу должна парить в воздухе фигура старца в длинной холщёвой рубахе, подпоясанной пояском, с палитрой и кисточкой в поднятой руке.

Длинные седые волосы старца были перевязаны по лбу тесёмкой, и по всему чувствовалось, что это скорее всего какой – то монах из русского средневековья. Я его нарисовала, как увидела внутренним зрением, и сразу всё встало на свои места. И картина обрела законченность, и мне стало понятно, что наверное дух какого-то древнерусского иконописца помогает мне в работе, вдохновляя и направляя меня.

Через некоторое время ко мне в гости забрёл знакомый биоэнергетик, которому очень не нравилось слово «экстрасенс». Он долго рассматривал картину с изображением мастерской. Потом стал допытываться, кого я имела в виду, нарисовав рисующего старца. Я честно ответила, что ничего не знаю, просто мне привиделось, что он там должен быть. Мой ответ не удовлетворил гостя, поэтому он по своим каналам известным ему способом тут же решил разузнать, кто здесь нарисован.

Я почтительно наблюдала, как биоэнергетик умолк, сосредоточился, а потом с удивлением произнёс: «Мне говорят, что это Святой апостол Пётр». Мы оба были в недоумении. Апостол Пётр с его ключами от рая слишком далёк от моих творческих проблем, и это чересчур большая величина, чтобы снисходить до всяких мелких сошек вроде меня. А главное, чувствовала: ответ неверный.

Не прошло и недели, как я случайно включила какую-то радиостанцию, по которой рассказывали о нашем русском апостоле Петре, жившем в 14 веке. Он был епископом и любил заниматься иконописью, а впоследствии его причислили к лику святых. Я стала интересоваться нашим Святым Петром и вскоре обнаружила, что во всех остальных случаях он назывался «равноапостольным», и только в той передаче по радио его упорно величали «апостолом». В Третьяковской галерее висит большая и очень красивая икона Дионисия « Равноапостольный Святой Пётр», которая теперь стала вызывать у меня особое чувство благодарности.

Неужто биоэнергетик был прав, когда говорил: «Мне сказали…», и неужто наш российский Святой Пётр помогал мне в творчестве?! Кто же тогда является настоящим автором: я – исполнившая работу, или Он, вдохновивший на её исполнение? И как часто мы творим по указке невидимых сил?

Такое уж мистическое место – мастерская художника, что её посетителями становятся не только люди, но и духи. Наверное, от природы этих сил зависит, какова будет энергетика созданных произведений, будут они наполнять сердца небесной гармонией или разрывать в клочья адскими страданиями.

 

А между тем обильные протечки так надоели всем обитателям верхнего этажа, что было решено верхний свет заменить железной крышей, а для освещения пробить в стене небольшие окна с переплётами массивными, как в коровнике. Света сквозь них проникало мало, к тому же они разрушили картинную плоскость стен. Мастерская потеряла для меня всё своё обаяние. К этому времени (шёл 2004 год) появилась возможность вывезти картины в деревню, и у меня уже не было необходимости содержать  большую мастерскую.

Пришлось подсуетиться и переехать в такое же маленькое, но светлое помещение, какое было у меня раньше, и даже в тот же коридор. Теперь у меня есть очень серьёзный и важный сосед: мой муж —  художник Домашенко. Ему тоже очень тесно в моей бывшей мастерской, но зато нам удобно работать рядом, и я иногда хожу к нему в гости пить чай.

 

ПОРТРЕТЫ

 

ПОМОЩЬ НЕБЕСНЫХ СИЛ

 

«Страдания – кратчайший путь к совершенствованию» – говорил какой-то средневековый мудрец. Но когда страдания, тем более телесные, обрушиваются на знакомых и близких людей, побеждает сострадание. Отбросив в сторону отвлечённую мудрость, думаешь только о том, как помочь страдальцу. Раньше, когда я ещё не знала, насколько действенна просьба к Святым о помощи (молитва), в критических ситуациях пыталась помочь своей энергетикой. Удивительно, но иногда получалось. Наверное, сила моего сострадания была настолько велика, что небесные силы помогали без особых просьб.

Так было с одной моей знакомой, Люсей Хазиной, которая попала в Боткинскую больницу с дифтеритом. Я узнала об этом, когда находилась в деревне. Что делать? У Люси здоровье слабое, да ещё аллергия – непонятно, как врачи смогут её лечить. Я не знала, как ей помочь, и поэтому просто решила дать ей силы на выздоровление. Как это можно сделать, я тоже не знала, но сострадание было так велико, что всё получилось само собой.  Неожиданно я почувствовала, как из моего солнечного сплетения уходит энергия, пока силы совершенно не покинули меня. Слабость была ужасная, но именно это меня радовало. Мне казалось, что у моей знакомой кризис миновал, и всё будет хорошо. Когда я вернулась в город, то первым делом позвонила Люсе. Оказалось, что во время моих посылов энергии у неё резко, без всяких лекарств, стала понижаться температура. Последующие анализы показали, что дифтерит исчез. Решили, что первоначальные анализы были ошибочными, но последифтеритные осложнения убедили врачей, что болезнь всё-таки была и внезапно сама собой исчезла. Моему радостному рассказу о том, как я давала ей силы на выздоровление, Люся кажется не очень-то поверила. Она считала, что всё произошло само собой, в крайнем случае с Божьей помощью. Со вторым я согласна, потому что без Божьей помощи и моя энергия ничего бы не значила.

К сожалению, далеко не всегда удавалось справиться своими силами.

Однажды нашу семью постигло большое несчастье: трагически погиб двоюродный брат. Горе родителей было безмерным. Мой дядюшка, которого я очень люблю, был буквально раздавлен этой трагедией. Когда я посмотрела на невидимом плане, убедилась, что у этой метафоры есть вполне конкретное энергетическое наполнение. На дядю как будто навалилась тяжёлая гранитная плита. Её размеры были примерно метр на два, и сантиметров 80 толщиной. Все свои силы я бросила на то, чтобы снять с дядюшки эту тяжесть. Даже подъёмный кран представляла, который снимает плиту – всё тщетно.

Отчаявшись, я призвала на помощь небесные силы. По счастью, они вняли моим мольбам – наверное, дядюшкин срок ещё не пришёл. Плита вдруг стала зыбкой – как будто волна горячего воздуха исказила изображение. Потом вдруг плита пошла волнами и совсем исчезла. Дядюшка, по счастью, жив до сих пор.

Лёгкость, с какой Небесные силы справились с непосильной для меня задачей, вдохновила меня идти простым путём: чуть что, стала просить Небесные силы о помощи.

Но иногда мне мягко давали понять, что с этой проблемой я и сама могу справиться. И тогда приходилось включать воображение, собственные силы, чтобы кому-то помочь в трудной ситуации.

Увы, сейчас я стала жёстче. Стала понимать, что испытания часто даются людям во благо, стала чувствовать неотвратимость некоторых из них. Стала понимать, что моя самодеятельная помощь ничего, кроме вреда, в итоге не приносит. Человеку самому надо работать со своими проблемами, а не надеяться на помощь извне. Скрепя сердце, чаще стала оставаться в стороне. Но как больно наблюдать, когда люди страдают из-за своей глупой горделивой самонадеянности!

Тем не менее, когда не было запрета, помощь Святых всё-таки приходила. Так было во время болезни моей маленькой внучки осенью 1999 года. Ей было около полугода, когда она заболела. Я взяла Ладу (так зовут мою внучку) на руки и попросила оставить нас в комнате вдвоём. Не зная, кто отзовётся, стала просить Небесные Силы о помощи.

Вдруг в углу комнаты под самым потолком внутренним зрением я увидела маленькое, с иконку, изображение женщины в платочке, простой юбке и кофте. Когда «включается» внутреннее видение, сознание становится вялым, как будто ватным. Я смотрела на изображение и не могла понять, кто это. Несколько секунд оно было неподвижно, потом стремительно приблизилось и превратилось в высокую изящную даму с белокурыми локонами, одетую в старинное сиреневато-розовое платье. Её лица я не видела, но оно воспринималось как очень красивое. Глаза у меня были широко раскрыты, поэтому образы внутреннего видения накладывались на реальные зрительные картины, и от этого становились менее чёткими.

Дама слегка наклонилась, взяла Ладу на руки и три раза покружилась с ней вокруг своей оси по часовой стрелке, не сходя с места. Пока она кружилась, я смотрела на внучку: её тельце стало безжизненно, головка упала назад, дыхания не было слышно. Это было невыносимо: она будто потеряла сознание. Чтобы придать девочке хотя бы видимость движения, я осторожно переложила её на другую руку. Кончив кружиться, Святая осторожно вернула внучку в её тельце и так же стремительно удалилась в ту точку, откуда пришла.

Лада порозовела, ожила, и через день была практически здорова. Сноха решила, что болезнь была несерьёзной, и потому так быстро прошла. А я терялась в догадках: какую Святую благодарить за помощь? Судя по иконному изображению, это была Ксения Петербуржская. Но почему, врачуя, она приняла вид прекрасной дамы?

Как-то я читала, что Святые в качестве «визитной карточки» часто используют своё иконное изображение, а на самом деле могут выглядеть иначе. В ответ на мои сомнения  подруга мне рассказала, как одна «ясновидящая» видела, что на невидимом плане Ксения Петербуржская принимает свой прижизненный облик невесты в свадебном розово-сиреневом платье. Это мне всё объяснило. С тех пор в моей памяти Ксения Петербуржская навсегда осталась прекрасной дамой, исполненной света, доброты и благородства.

 

Ещё чаще помощь Небесных сил приходила во сне. Иногда это были пророческие сны, предупреждающие о грядущих неприятностях. Наверное, чтобы я могла во-время к ним подготовиться, или отмолить, если они не являлись для меня обязательными. Но чаще в ответ на моё страстное желание понять тайные пружины бытия невидимые силы иногда дарили мне подсказки в виде объяснения каких-то явлений.

Как-то мне снился странный сон. Само его содержание интереса не представляло: несколько человек беседовали о чём-то пустяшном, чего не стоило запоминать.

Необычным было то, что во время сна всё время менялась моя точка зрения: то я была рядом и видела людей вполне реально, то вдруг начинала воспринимать их немного сверху в виде бестелесных цветных контуров. Картина при этом разительно менялась: некоторые из людей терялись в толпе призрачных фигур, имевших почти такие же расплывчатые очертания. Среди них трудно было выделить душу живого человека. Другие стояли в одиночку и выделялись чёткими яркими контурами. Обе точки зрения постоянно менялись, иногда накладываясь друг на друга, так что я совершенно запуталась в этом сне. Просыпаясь, спросила: «Что всё это значит?»

Ответ пришёл немедленно: оказывается, мне показали, как выглядят люди с точки зрения энергий, то есть в астральном плане. Тот, кто думает только о себе, очень чётко виден, и легко доступен для вредоносных сил. Получается, что эгоисты, слишком сосредоточенные на себе, любимых, сами создают из себя прекрасную мишень.

Но стоит человеку начать по-доброму размышлять о других людях, как их образы тут же возникают вокруг него, как ширма. К тому же благожелательный человек своими размышлениями создаёт вокруг себя ауру, которую недобрые астральные силы стараются обходить стороной. Каждому — своё. Подобное липнет к подобному и сторонится того, что ему чуждо.

 

То, что дурная энергетика неприятна светлым силам, мне тоже однажды показали. Как-то я познакомилась с замечательной массажисткой, которая за несколько сеансов поправила мне позвоночник. Никогда прежде я не делала массаж и была в восторге от удивительной лёгкости, которая возникала после сеансов.

Но однажды сеанс массажа, проведённый после некоторого перерыва, был сорван бесконечными телефонными звонками, а в довершение всего пришли нежданные гости. Мы договорились встретиться с массажисткой на следующий день, но за несколько часов до сеанса мне пошёл прямой запрет на его проведение.

Кто-то из невидимых сфер телепатически мне поведал: «Мы не можем помочь тебе напрямую и помогали с помощью рук массажистки. Но теперь она заразилась тёмными энергиями, и нам неприятно с ней соприкасаться. Если она ничего в своей жизни не изменит, то ближайшие два-три года у неё всё будет хорошо, а потом наступит облом».

Я уже не могла предупредить массажистку об отмене сеанса, и потому стала просить невидимые силы помочь мне в последний раз. Тогда мне показали образно, чем для них являются тёмные энергии. Я увидела внутренним зрением грязновато – розовую массу, похожую на манную кашу, кишащую червями. Надо сказать, зрелище было отвратительное. Вдруг всю эту массу сдуло в сторону и пространство расчистилось.

Сеанс прошёл хорошо, но от дальнейших мне пришлось с сожалением отказаться. Дипломатичнее было бы ничего массажистке не рассказывать, я вообще не люблю приносить дурные вести. Но поскольку ей грозила опасность, мне пришлось её предостеречь. Недавно я ей звонила и с радостью узнала о больших переменах в её жизни, которые, надеюсь, пошли ей на пользу.

 

Невидимый мир, судя по всему, перенаселён. В частности, душами недавно ушедших туда людей. И не все они довольны своим новым существованием. Одна такая душа после трагической и ужасной смерти своего тела стала приходить ко мне во сне. Она была не крещёная, поэтому панихиду в храме заказать было нельзя, а свечки «за упокой» не помогали. Как-то днём я стала просить отпущения  грехов этой душе, чтобы дали ей успокоение.

Вдруг на внутреннем экране я увидела распятие. Перед ним стояла на коленях женщина в тёмном длинном одеянии, а рядом с ней — запелёнутый младенец. Это была душа, за которую я просила. Тут я спохватилась, что наверное вижу Богоматерь, которая передаёт Спасителю мою просьбу. На самом деле надо было обращаться к ней, что я тут же и сделала.

Спустя некоторое время эта сцена отодвинулась, и показался широкий золотистый луч света, идущий сверху вниз и немного наискосок. В этом луче два больших ангела, взяв маленькую душу за обе руки, пытались её поднять вверх по лучу. Но душа оказалась такой тяжёлой, что все ангельские усилия были напрасны.

Тогда я с новым энтузиазмом стала просить помочь этой душе. Под воздействием молитвы ангелы смогли рывком приподнять душу, и тут я увидела, как она корчится и извивается в их руках. Я почувствовала, что лучи божественного света для этой души — как огненные стрелы, причиняющие невыносимую боль. Ещё немного — и она бы вторично умерла в этих лучах.

Тогда я в испуге попросила её отпустить. Ангелы тотчас исчезли, а душа в виде младенца осталась стоять в тёмном пространстве рядом с лучом. Она изнемогала от своей неутолённой злобности, неудовлетворённости и раздражения. Пока было тело, она могла излить эти чувства на других людей. Но оставшись наедине с собой, обрела внутренний ад.

Тогда я стала просить дать ей покой, счастье и мир. Тут в астрале выплыли какие-то плавающие в воздухе острова, поросшие пучками деревьев. На один из них я поселила эту душу, соорудив ей временную палатку. Я была бессильна ей помочь. Это была душа моего первого мужа, с которым мы расстались очень давно, но который, видимо, продолжал за меня цепляться.

После этого видения я убедилась, что для несовершенной души Божественный свет губителен. Она сама бежит от него во тьму, и в результате получает то, что заслужила.

 

Ушедшие от нас «на тот свет» близкие люди нуждаются в нашей помощи, особенно поначалу. Об этом подробно рассказывает церковь, но одних церковных обрядов недостаточно. Оказавшись вне материального тела, душа в растерянности не знает, куда приткнуться. Если есть портрет, она может какое-то время пожить в нём.

Но всё равно ей хочется иметь привычные условия обитания, что-то вроде своего дома на небесах.

Однако она лишена земной жизненной силы, с помощью которой своим воображением могла бы создать себе жильё. Ведь для сооружения астрального дома нужна творческая энергия, и немалая. Вместо того, чтобы обливать потоками слёз ушедшую душу, оставшиеся в живых должны придумать ей благоустроенные хоромы, в которых будет всё, что человек любил при жизни.

Когда таким образом от нас ушёл отец, спустя некоторое время мы с сестрой стали продавать его квартиру. Во сне ко мне пришёл обеспокоеный папа и спросил, где же он теперь будет жить? Я стала ему объяснять, что мы и так держали пустую квартиру почти год, что это не может продолжаться вечно, ведь за неё надо платить. А проснувшись, я стала придумывать ему на небесах трёхэтажный дом с просторной мастерской на третьем этаже – папа был художником. Отец тотчас ушёл туда жить. Потом я придумала фруктовый сад с цветниками вокруг дома, вернула образ давно ушедшей любимой собаки. Папе было там хорошо.

Но вот он как-то пришёл ко мне во сне в чемоданном настроении. Говорит: поедем куда-нибудь за рубеж. Прилетели мы в Амстердам, и там отец затерялся в толпе. Долгое время он мне больше не снился, и его астральный  трёхэтажный дом опустел. Наверное, он решил родиться в Голландии. Тоже неплохой выбор.

Однако спустя два года папа опять стал мне сниться и хлопотать по поводу своей постоянной экспозиции в моей будущей галерее. Так родился он в Голландии или, став там жертвой аборта, решил сначала закончить свои российские дела? Папина экспозиция была задумана у меня изначально, так что во сне я попросила его не волноваться. Больше он о себе не напоминал.

 

КНИГА  ЖИЗНИ

 

Весной 2000 года я работала над очередной картиной, когда в мастерскую вошла девушка, трудившаяся по соседству. Вид у неё был изумлённый и растерянный. Она думала над композицией, как вдруг ей невесть откуда пошло сообщение для меня. Причём не в её, а в моём образном ключе.

Своим внутренним зрением, обычно развитым у художников, она увидела Старца в белых одеждах, с сиянием над головой, восседавшего на троне. Перед ним лежала открытая книга с абсолютно белыми страницами. Неподалёку резвилась я — в виде беспечного ребёнка. Из пространства раздался голос: «Она хочет прочитать Книгу Жизни…». И тотчас я превратилась во взрослую женщину, а на чистых страницах книги появились письмена.

Голос продолжал: «Мы можем показать ей её, но она должна освободить…». При этих словах Старец провёл рукой, указывая на мою голову. Вероятно, имелось в виду сознание, гнёт привычного мировоззрения.

Затем девушка увидела меня, стоящую в длинных светлых одеждах в какой-то лодке, плывущей по реке. Лодка плыла вслед за горящей свечой, парящей в воздухе. Над рекой наподобие радуги переливалось многоцветное сияние. Голос продолжал: «Этот момент может повториться, но не скоро…».

 

Я приняла к сведению полученную информацию и стала ждать. Когда-то во сне мне дали почитать Книгу Жизни, и вроде бы обещали показать ещё. Тогда во сне я успела прочесть всего три абзаца — меньше страницы — но проснувшись, помнила лишь один. Во сне он мне казался простым, как дважды два. В реальной жизни я была поражена его сложностью и многозначностью — а ведь он был самым лёгким для восприятия.

Какой будет новая встреча? Опять во сне?

Шли недели. Наступила весна, и я перебралась на дачу. Жизнь неслась в своём привычном ритме, но какой-то клеточкой своего сознания я всё время была настороже.

И вот однажды мне всю ночь снилась Индия. В другое время я не обратила бы внимания на этот сон, — он не содержал никакой интересной информации. Но в нём, как я чувствовала, был ключ к теме.

Было 13 мая 2000 года. Пока я во сне наслаждалась экзотическими индийскими красотами, погода резко изменилась. Ранняя майская жара, украсившая деревню весенними цветами, за ночь была сметена холодным северным ветром. К утру ветер усилился и стал ураганным. Неистовая метель стёрла цветное многообразие травы и цветов, превратив пейзаж за окном в чистый белоснежный лист. О вчерашней весне напоминали только нарциссы, благоухающие на столе.

Все весенние дела были из-за метели отложены на неопределённое время, что делало передышку в работе законной и необходимой. Я чувствовала: настал момент Истины.

У меня на даче скопилась хорошая библиотека. Стала рыться в книгах, и сразу же наткнулась на толстый том Бируни «Индия». Эту книгу я только что купила и не успела даже просмотреть. За стенами дома всё ревело и стонало, а я лежала на диване в тёплой комнате и с наслаждением читала Бируни.

То были чудесные дни. Мне казалось, что порывы ураганного ветра наполняют меня каким-то особым вдохновением. Казалось, открылись невидимые двери, и всё мироздание распахнулось передо мной — от насыщенного мира атомов до космических глубин Вселенной. Стали вдруг понятны закономерности и взаимосвязи, пронизывающие их.

Три дня, постепенно затихая, бушевала снежная буря. Я витала в пространственных далях и записывала, записывала приходившие в голову бессвязные мысли, сами собой оформлявшиеся в слова. Это было наслаждение прозрением, три дня абсолютного счастья. Тогда же родилось название — «Взгляд  на Вселенную из третьего тысячелетия. Априорная философия». Потом я заменила его на более простое: «Тайна Вселенной».

«Индия» Бируни послужила мне толчком и камертоном, настроившим на нужную волну. Зафиксированный в те дни хаос мыслей  оказался вполне упорядоченным ядром априорной философии, которое стало обрастать «лучами» — уточнениями, детализацией. Потом  «лучи» разлетелись в разные стороны и оформились в отдельные главы, а «ядро» оказалось в конце книги в качестве резюме.

Я не знала, что впереди меня ждёт бесконечный труд.

Бытовая и творческая жизнь отвлекала своими проблемами. Как только удавалось разгрести завалы необходимых дел, я с наслаждением садилась за чистый лист бумаги или компьютер и входила в состояние «всеведения», ставшее для меня легко достижимым, хотя физически нелёгким.

Как будто частью своего «Я» поднималась над собой и в этом состоянии видела все миры от атома до Вселенной, все взаимосвязи, пронизывающие их. Но в то же время, обращая взор на свою материальную оболочку, чувствовала, как ей тяжело. Дыхание учащённое, пульс бешеный. Пока работала, на это не обращала внимания, целиком сосредоточившись на том, как точнее описать, что понимала и чувствовала. Но когда очередная тема была раскрыта и воспарившая душа оседала в тело, осознавала его безумную усталость и неподготовленность к таким испытаниям. Как будто через маломощный прибор пропускали ток высокого напряжения. Тяжёлая усталость долго не отпускала, зато оставалась награда: мысли, оформленные в слова.

 

Работа над «Тайной Вселенной» приняла затяжной характер. Когда я, окрылённая открывшимися мне знаниями о мире, показала рукопись одной своей знакомой, далёкой от философии, после первых же прочитанных строк она меня с недоумением спросила: Для кого я пишу? Для детей?  Изложенные в книге сведения показались ей давно известными истинами, хотя на самом деле в тот момент она даже не поняла, о чём там идёт речь.

Лишний раз я убедилась, что знания имеют чувственный характер: прочитать глазами ещё не значит воспринять душой. Не воспринятые воображением знания остаются за порогом сознания. Когда человек что-то знает «умом», эти знания блуждают по периферии мозга, не затрагивая его ядро. Когда знания наконец проникают в «ядро», это переживается им как потрясение, катарсис. Такое знание лишено словесной оболочки, оно является ощущением. Не зря в даосизме и дзен-буддизме так много значения придаётся моменту озарения, к которому наставник долго и последовательно ведёт своего ученика.

В результате я стала писать ещё более «для детей», стараясь полученные мной откровения сделать для читателя прочувствованными, пусть даже через мой личный опыт. Может, приняв эти простые истины душой, кто-нибудь сможет их открыть для себя сам, сможет сделать их своими, приобрести личный дар откровения. Для всякого, кто воспринял какую-то мысль чувством, она становится личным опытом. При этом все открытые мной истины читатель будет считать своим личным откровением – и дай Бог, чтобы так было!

Вместе с тем каждый человек открывает мир по-своему, считая свое мировоззрение истинным, а все остальные  ложными. Обидно это сознавать, но всилу своей природы все люди воспринимают мир искаженно. При этом одно кривое зеркало говорит другому: «Ты неправильно отражаешь мир». В этой системе кривых зеркал у моего отражения есть только то преимущество, что оно не считает себя абсолютно верным. Все люди несовершенны и не могут познать истину в полном объёме. Она известна только Богу, да и тот, похоже, пребывает в размышлении, находясь в поиске своего уровня истины.

 

АСТРАЛЬНЫЙ  КОТ

 

Я продолжала работать над книгой  «Тайна Вселенной», тщетно пытаясь своим жалким разумом отодвинуть завесу этой ТАЙНЫ. Иногда казалось, будто острым ярким лучом из обступающего пространства тьмы выхватывалась какая-то крохотная грань истины. Я старалась сформулировать, записать своими словами это откровение, и вскоре убеждалась, что эта мысль уже отражена в соответствующем разделе моего текста. Получалось, что даже я сама до конца не понимала, что было мною написано. Что же говорить о тех, кто будет это читать? Истина открывается в тот момент, когда дойдёшь до неё сам, иначе прочитанное обернётся пустым набором знакомых фраз.

Время шло, а я упорно продолжала размышлять о том, что мне казалось смутно известным – над первичным источником энергии Вселенной, с информации о которой и началась вся эта работа. На каком — то этапе своих размышлений – это было в феврале 2006 года — вдруг нутром почуяла, что переступила запретный порог. За ним скрывались основы магии Древних, от которых в наше время остались заклинания, ритуалы и вызывание теней тех сил, что были рождены этой магией.

Я заглянула в древнюю бездну и во-время остановилась. Не дело людей вторгаться в мир энергий. Пытаться им управлять — всё равно что несмышлёному ребёнку играть ядерной кнопкой. Мы слишком мало понимаем в этой жизни, чтобы навязывать ей свои желания.

Поэтому я прекратила размышлять в этом направлении, задумавшись о другом: до каких пределов я могу быть откровенной в своей философии, чтобы не сболтнуть лишнего? Всегда были тайны, которые раскрывали только ученикам, прошедшим серьёзную подготовку и проверку. Но и сама проверка была  зачастую настолько жестокой, что поневоле подводила адепта к пониманию тайных знаний.

В этих раздумьях я приехала зимой в деревню. Труженица – печка медленно отогревала насквозь промёрзший дом, пока столбик термометра наконец поднялся над нулём. Я с трудом дождалась уверенного тепла, чтобы наконец прилечь отдохнуть – после ночного поезда спать хотелось ужасно.

Стоило мне улечься, как обнаружилась новая напасть: в доме завелись мыши. Как только я перестала суетиться и затихла, они тут же начали свою бурную деятельность в дровах рядом с моим ложем. Я не могла спать в этаком мышином бедламе, но помешать им заниматься своими делами тоже была не в состоянии. Поэтому лежала смирно и думала, что же мне делать. Мышеловка осталась в галерее, мышиную отраву я с собой не привезла. Тут я вспомнила о своём философском открытии и решила применить его на практике. Надо было из окружающего пространства создать астрального кота и направить его на мышей.

Как я это сделала – не знаю, но это не являлось игрой воображения, как в технологиях самоизлечения, а требовало определённых энергетичеких затрат и большой сосредоточенности. Невидимый кот получился огромным, раза в четыре больше обычного кота, и пепельно – прозрачным. Глазами я его, естественно, не видела, но чувствовала его появление. Конечно, я его тут же направила на мышей. Мыши нервно заметались и затихли. Через несколько минут послышалось робкое шуршание – я опять направила туда кота. Так мне пришлось проделать несколько раз, пока не настала полная тишина. Всё это время я лежала тихо, даже не шевелясь. Я поблагодарила астрального кота и спокойно заснула.

Вечером вдруг услышала странный звук – это мой котяра галопом промчался в воздухе в метре от пола. Вдохновившись успехом, на следующий день я направила кота в командировку в соседнюю комнату. Дальнейшая проверка обнаружила там крысиные аппартаменты с недавно умершей старой крысой. Правда, её смерть могла быть естественной: она умерла с улыбкой на устах, в которых держала за ручки полиэтиленовый пакет с печеньем. Видимо, ей надоело таскать поштучно грецкие орехи и пряники, и она решила перетащить всё оптом, но надорвалась. Наверное, она наблюдала исподтишка жизнь людей, потому что у неё был припасён огарок свечи, и рядом с ним – коробок спичек. Всё – таки крысы – существа не такие уж глупые.

В тот приезд мне к помощи астрального кота больше прибегать не пришлось – мышей не стало, и кот, наверное, так же растворился в пространстве, как возник из него.

В дальнейшем я постоянно прибегала к помощи астрального кота, если мыши начинали слишком мешать. Что интересно: те помещения, в которых я постоянно его создавала, очень неохотно посещались мышами, к тому же они приобрели странную склонность к суициду. Особенно любили топиться в ведре с водой, как будто кот специально их туда загонял.

Однажды летом мыши обосновались в доме между брёвнами под обшивкой и устроили там шумную тусовку. Пришлось срочно направить туда астрального кота. А кот артачится: «Как же я попаду внутрь стены?» Я ему мысленно объясняю: «А что тебе стена? Ты же астральный, запросто пройдёшь сквозь обшивку». Наверное, он так и сделал, потому что вопросов больше не поступало, а мыши исчезли – наверное, пошли искать более спокойные стены.

Впоследствии кот уже не задавал подобных вопросов, а результаты его деятельности не заставляли себя долго ждать: мыши реально удирали куда – нибудь подальше. Однажды кот, прогнав мышей, проявил чисто кошачью инициативу: подошёл к кровати, где я уже почти засыпала, и подставил спину, чтобы его погладили. Ничего, кроме удивления, его действия у меня не вызвали. Но независимо от моей воли я почувствовала, как моя невидимая рука высунулась из – под одеяла и погладила кота. Как будто моё астральное тело тоже жило своей жизнью и своим умом.

 

И всё-таки овчинка выделки не стоит. Слишком много сил и сосредоточенности требуется для создания астрального кота. Проще пользоваться обычными магазинными средствами для изгнания мышей – и себе легче, и астрал не засоряется. Но обойтись без него я уже не могу. Под мышиное шуршание мне не заснуть, а кот за минуту добивается полной тишины.

 

ЧУДЕСА  В  РЕШЕТЕ

 

Двухтысячный год праздновали, как начало новой эры. Забыв о математике и логике, люди спешили войти в третье тысячелетие. Возможно, в этой двойке с тремя нулями действительно было что-то мистическое. Для большинства этот год оказался тяжёлым и даже трагическим, а мне он принёс много чудес. Поэтому я вспоминаю о нём с удовольствием.

В начале мая отправились мы на грузовой «Газели» на дачу.  «Мы» – это изящная умненькая Светочка — моя бывшая ученица, её огромный добродушный муж Лёша и, разумеется, я. Несмотря на все усилия покинуть Питер с утра пораньше, выбрались за его пределы лишь около девяти часов вечера. Тяжело нагруженная «Газель», потеряв всю свою резвость, обречённо волокла в деревню накопленное мной за зиму достояние. Лёша, сострадая машине, пыхтел и краснел за рулём, теряя непосильным трудом накопленные килограммы собственного веса.

Мы со Светочкой вдохновенно щебетали, пользуясь возможностью без труда решить все мировые проблемы. После нашего непрерывного трёхчасового дуэта Лёша не выдержал и рявкнул короткий монолог, после чего мы умолкли, но стали засыпать. Время было позднее. Дребезжащее радио развлекало плохо. Спать было нельзя, чтобы не усыпить Лёшу и не оказаться всем вместе в кювете.

Мы вступили в рукопашную схватку со сном, когда перевалило за полночь и темнота мягким одеялом укрыла нас с головой. Светили фары, уютно выхватывая часть дороги; монотонно шумел мотор, радио умолкло. Когда миновали Боровичи и ехать осталось всего тридцать километров, сон вырвал из наших рядов свою первую жертву. Светочкина изящная головка потеряла стойкость и стала клониться, закрыв очи, во все стороны.

Увидев такой оборот, мы с Лёшей дружно усилили оборону. Он крепко вцепился в руль и дурным голосом запел, а я, нарушив запрет, стала без умолку нести всякую околесицу, старательно тараща глаза в темноту.

Когда оставалось преодолеть последние два километра, было около трёх часов ночи. Мы уже проезжали мимо деревни Сопины, как впереди над дорогой я увидела странное плотное облачко веретенообразной формы. Оно было около полутора метров длиной, в середине не больше полуметра, а края симметрично заострялись. И висело прямо по ходу машины на высоте человеческого роста.

— Лёша, смотри, что это такое?- непроизвольно вскрикнула я.

Светочка проснулась и стала изумлённо вглядываться в темноту, переводя взгляд с одного невидимого объекта на другой. Глаза у неё округлились. Я пыталась проследить за её взглядом, но ничего не увидела, кроме пустоты.

— Это туман! – философски, но не очень уверенно произнёс Лёша, чтобы поддержать разговор.

Метров через пятьсот над дорогой снова показалось облачко, точная копия первого. Когда мы вдребезги разбили его лобовым стеклом «Газели», Светочка успокоилась и напряжённо задумалась. Лёша про туман уже ничего не говорил. А когда дорога проходила мимо болота, я с торжеством отметила полное отсутствие тумана над ним.

Позже Светочка призналась, что в пространстве между двумя облачками она видела впереди фигуры мужчин, одетых в какие-то деревенские балахоны, с картузами на головах. При приближении фигуры исчезали, поэтому рассмотреть их было невозможно. Так часто бывает: не вполне проснувшийся мозг по халатности пропускает ту информацию, которую бодрствующее сознание блокирует.

Облачка нас взбодрили, и последние пятьсот метров до дома мы ехали вполне проснувшимися. Я, разумеется, оживлённо доказывала, что к туману они не имеют никакого отношения. Со мной никто не спорил.

В дальнейшем Лёша провёл самое настоящее расследование, выясняя природу этих облачков. И однажды ему повезло: случайно в разговоре он узнал, что в Вологодской губернии эти облачка назывались «портёжами». Очевидно, от слова «портить». И встреча с ними ничего хорошего не сулила. Чего уж хорошего, если в пространстве между ними обитало невидимое воинство призраков! Будь мы не на «Газели», а пешком, наверняка эта ночь подарила бы нам много незабываемых впечатлений.

 

Приехав, мы перед сном протопили одну комнату, а на следующий день решили прогреть и другую. Осуществить это ответственное мероприятие было поручено Лёше. Но не успел он затопить другую печку, как возвратился с загадочным видом.

По Лёше трудно бывает определить, шутит он или говорит серьёзно. Говорит вроде отстранённо, а глаза хихикают. Вот и на сей раз он этак загадочно произносит: «А над полатями возле печки облачко висело. И прямо у меня на глазах растаяло». Разумеется, я подумала, что он надо мной шутит. И Лёше долго пришлось потом клясться и божиться, что он говорил правду. А для убедительности эту правду расписывать во всех подробностях: как он полез открывать трубу, а облачко над подушкой принял за дым от незажжёной печки.

В том, что он не шутил, я убедилась на следующий день после их отъезда. Захожу  в гостиную и вижу над стулом, стоящим около обеденного стола, небольшое облачко. В руках у меня – пышущая паром сковородка. До стола – метров пять. В первый момент я нахожу облачку «материалистическое» обоснование: над стулом повис пар от моей сковородки. Потом спохватываюсь: сковородка здесь, а до облачка ещё надо дойти. Но оно меня ждать не стало, а тут же растаяло.

И кто это в виде облачка на полатях спал, а потом на стуле за обеденным столом сидел, так и осталось невыясненным. Интересно, что в обоих случаях мозг тут же подсказывал совершенно бредовое «материалистическое» объяснение. А ведь кто-то на такие объяснения «клюёт» и, сталкиваясь с непонятными явлениями, считает их вполне убедительными.

Облака-«портёжи» меня очень заинтересовали. Мы потом с Ольгой обсуждали, что скорее всего они ограничивали некую широкую полосу, идущую полукольцом вокруг деревни. В эту полосу вписывались участки леса, где обычно все плутали, где после захода солнца слышны были несуществующие голоса, и где жили самые недобрые лешие.

Вероятнее всего, это были места разлома коры с повышенными магнитными колебаниями. Теперь принято во всём винить эти разломы, сквозь которые просачивается бешеная земная энергетика и творит всяческие чудеса. (Впрочем, это объяснение может иметь ту же степень убедительности, что и дым от незажженой печки и пар от сковородки, только проверить сложнее). Наверное, на нашей Берендеевщине не земля, а аномальное решето. Куда уходили края полукольца, отследить было невозможно, обычно так далеко мы не заходили.

Светочке с Лёшей я тоже рассказывала, как в одном лесу после захода солнца слышны два голоса, мужской и женский, которые ведут бесконечный мирный диалог. Голоса слышны чётко, будто говорят метрах в двадцати, но ни слова при этом понять невозможно. В один из своих приездов Светочка прогулялась по ближайшему лесочку и действительно среди бела дня услышала такой несуществующий разговор. Разумеется, моим гостям захотелось прогуляться в тот дальний, в двадцати минутах ходьбы, лес.

Майские вечера – долгие. Солнце неспешно клонилось к горизонту, боковыми лучами просвечивая стройные стволы деревьев. Под ногами – прошлогодние пересохшие грибы и первая изумрудная трава. Окутывая кроны золотистыми ореолами, морщинились клейкие берёзовые листочки. Идти по весеннему лесу тёплым майским вечером, слушая несмолкающий птичий хор, — значит подарить себе мгновения истинного счастья, которое долго ещё будет вспоминаться томной негой в душе.

Неспешно шли мы по лесной тропинке, наслаждаясь вечерней прогулкой, пока не добрели до узкой лесной речки, похожей на ручей. Постояли на берегу, посмотрели на остатки рыбачьих костров и направились обратно. Было по — прежнему красиво, но чего — то не хватало.

Мы молчали, но каждый из нас неудовлетворённо прислушивался: не заговорят ли лесные голоса? А они, как назло, будто язык проглотили. Только поезд за речкой стучал и стучал на стыках колёсами. Сели мы на поваленный ствол дерева, а бесконечный состав всё ехал и ехал. Наконец я не выдержала и  прервала молчание: — «Ребята,- говорю, — а ведь ближайшая железная дорога отсюда в тридцати пяти километрах сплошного холмистого леса, — это как от центра Петербурга и почти до Гатчины. Никогда в жизни поезд здесь слышен не был». Но ребята слышали чёткий перестук колёс и не сомневались в его реальности. Стали придумывать причины, по которым на таком расстоянии может быть слышен поезд. Пятнадцать минут мы сидели, да ещё столько же шли, и всё это время бесконечный состав, не переставая, бодро стучал колёсами. Интересно, из скольких сотен вагонов он должен был состоять?

Я решила, что по случаю новых слушателей леший решил блеснуть эрудицией и показал, что он тоже не лыком шит и кое-что смыслит в современных штучках. А ребята не поняли и не оценили его стараний. Можно сказать, даже внимания не обратили.

 

ДОМОВУШКИ

 

Деревенский дом, в котором я обитаю, весьма преклонного возраста. Говорят, ему больше 150 лет. Дом добротный, бывший господский, с большими окнами и высокими потолками. Много разных людей проживали в нём свою судьбу, а теперь время от времени живу я, деятельно преображая старинный дом на свой манер.

Кажется, домовушкам это нравится. Приезжая, угощаю их печеньем и благодарю за добрую службу. Уезжая, прошу беречь дом. Иногда домовушки шалят. Как-то ночью домовой два раза будил меня, каждый раз рассыпаясь на мелкие золотистые части, стоило мне открыть глаза. Когда он в третий раз разбудил меня, в виде туманного серого кота прыгнув рядом со мной на подушку, я возмутилась и обругала его. Больше он меня не тревожил. Быть может, это была какая-нибудь особенная ночь, а я этого не знала.

Но вообще домовушки мне очень помогают: будят пораньше, если грядёт чей-то неожиданный ранний визит, или разбудят стуком, если не сработал заведённый будильник. А я, неблагодарная, даже с днём рождения их не поздравляла. Только недавно узнала, что на Руси день рождения домовых отмечался 28 января.

Однажды домовушки помогли мне предотвратить кражу. Было это несколько лет назад, зимой. Зиму я проводила в городе. И вот однажды весь день меня не покидало беспокойство, что в деревне не всё благополучно.  Кто-то подбирается к моему дому, хочет его ограбить. Промаялась весь день, а вечером не выдержала и уехала ночным поездом к себе в деревню.

Утром на рассвете приезжаю. Вокруг бело, падает пушистый снег. Наверное, он пошёл совсем недавно, потому что не успел замести вчерашние следы, натоптанные вокруг дома. Ещё во время вчерашнего беспокойства я знала, кто были эти две женщины, пытавшиеся проникнуть в дом. Одну из них, известную воровку по прозвищу «Крыса», мне так страстно захотелось отправить куда-нибудь подальше, что она в тот же день исчезла. Через полтора месяца я всерьёз обеспокоилась, не случилось ли с ней что-нибудь трагическое, но весной она снова объявилась. Оказывается, всё это время она бомжевала в ближайшем городе, Боровичах.

Я же, приехав в деревню, стала укреплять оборону. И решила, уезжая, закрыть калитку на замок. Нашла новый крохотный замочек из числа тех, что вешают на дверцы банных шкафов. Пока открепляла от дужки связку ключей, замочек у меня в руках испарился. Ключи остались, а замок бесследно исчез. Для порядка я несколько раз в радиусе метра тщательнейшим образом всё осмотрела, но замка нигде не было. Тогда я поняла, что домовому такой мелкий оборонный предмет показался несерьёзным, и он у меня его временно забрал. На калитку я навесила «серьёзный» контрольный замок, а прежний маленький замочек был возвращён мне той же весной 1 апреля. Он вдруг возник в совершенно пустой сумке, с которой я ходила за молоком. Потом я заметила, что домовушки любят так пошутить: что-нибудь украдут, а потом 1 апреля так же демонстративно возвращают. Вообще они славные ребята, хоть и невидимки.

Впрочем, однажды я застала домовушку врасплох и даже частично его увидела. Прошлой осенью резко открыла дверь в тёмный коридор и одновременно включила там свет. Что-то в коридоре спохватилось, захлопотало, как будто картонные коробки захлопали одна о другую, и тут же из коридора в тёмную кладовку–«берлогу» что-то метнулось. Я только успела заметить огромную туманную кошачью лапу, раза в четыре больше обычной. Бегом в кладовку, включаю там свет – тишина и пустота, никого не видно. Но чувствую – затаился невидимка, пережидает.

Может, домовушки появляются и живут сами по себе. А может, люди энергетически создают то, что ожидают получить, и в результате действительно формируют самостоятельно существующую силу. Но вот чего я никак не ожидала увидеть, но всё же однажды увидела – это привидение.

Помещение кладовки было тогда маленькой летней спальней без единого окна, которую мы звали «берлогой». Спала я там одна, как вдруг среди ночи просыпаюсь от чьего-то взгляда. Открываю глаза – рядом с кроватью стоит призрачная женщина среднего роста, лет пятидесяти пяти, и отрешённо меня разглядывает. На голове у неё что-то вроде накидки, лицо сухощавое, правильное, спокойное. Женщина вся была как будто соткана из серого света, но её руки и нижняя часть тела таяли в темноте. Темнота в «берлоге» кромешная – было начало августа, и ночи стояли бархатно-чёрные.

В ужасе я уставилась на женщину. Помню, что за это время успела три раза моргнуть. Потом уползла под одеяло и там раз десять прочитала «Отче наш». Только после этого рискнула высунуть из-под одеяла голову. Женщина исчезла. Включила свет. На часах – пять минут третьего. Учитывая прибавки летнего и декретного времени, — привидение появилось ровно в полночь. Почему-то возникло ощущение, что оно предвещает беду. Я ещё раз помолилась и до утра уснула.

Впереди был тяжёлый день – наконец удалось организовать перевозку купленных брёвен на пилораму. Пока я наблюдала работу погрузчика, всё было в порядке. Но под конец работы меня отправили по делу домой, и в этот момент сорвавшееся бревно чуть не убило моего сына. Он потерял шесть зубов, но всё-таки чудом остался жив. Я мысленно благодарила явившуюся ночью женщину. Мне казалось, именно она смягчила удар.

А надо сказать, что в то лето с зимы остался в «берлоге» запах сырости, которого там никогда прежде не было. После появления привидения, несмотря на искреннюю благодарность этой неизвестной мне женщине, я приняла меры по её изгнанию: раскидала в «берлоге» мяту и крапиву, побрызгала её святой водой, позажигала церковные свечи. Ложась спать, по десять раз читала «Отче наш». Через три дня запах сырости, стоявший всё лето, исчез. Наверное, неизвестная женщина ушла жить к соседу за стенку. Бывает он крайне редко, и за русской печкой у него Ольга обнаружила появление некой невидимой сущности.

 

Ужас, какой вызывают привидения, разумом не объяснить. Очевидно, это прямое столкновение с чужеродной энергетикой действует на подсознание ощущением опасности. В какие времена и в связи с чем оно появилось? Ведь по сути бояться нечего: человек материален и потому представляет большую силу и большую опасность.

Наверное, не настолько мы всесильны, как бы нам хотелось. На этой планете мы не одни, и приходим в ужас, когда незримый мир, проявляясь, напоминает о своём существовании.

 

НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛА.

 

Купальница в древней Руси – праздник языческий. Считалось, что в эту ночь разгулявшиеся силы тьмы праздновали свою победу и могли на радостях похитить беззащитную во сне человеческую душу, а потому спать не полагалось. Накануне обязательно мылись, чтобы встретить праздник в телесной чистоте. И как подспорье, в день мытья обязательно шёл дождь. А для обретения душевной чистоты прыгали ночью через костёр, чтобы в его искрах и пламени сжечь накопившиеся за год грехи. Правда, в древности в Купальницу предавались безудержному разгулу, а особо лихие кладоискатели бродили по ночному лесу в поисках цветущего папоротника.

В наше время от всего этого буйства остались в обычае три или четыре поверья: накануне Ивана Купалы надо обязательно помыться, с полуночи начать прыгать через костёр, ночью не спать и понемножку пьянствовать у костра, а на восходе солнца кататься по росе. Последнее действо производится в максимально обнажённом виде – можно в купальнике или плавках. После бессонной ночи оно экстремально освежает и бодрит. По поверью, утренняя роса на Ивана Купала обладает особыми целебными свойствами, а катание по ней снимает все порчи и сглазы, излечивает от многих болезней.

В древности Купальница удачно совпадала с днём Иоанна Крестителя, поэтому и стала называться днём «Ивана Купалы», а сейчас отставание от солнечного цикла лунного юлианского календаря передвинуло праздник Иоанна Крестителя на 7 июля, разведя его с языческой Купальницей на две недели. Сейчас Купальницу определить просто: достаточно посмотреть в календарь и найти последний самый длинный день. Обычно это 23 июня, но в високосные годы передвигается на сутки раньше. Следующий день будет всего на секунду меньше, но тёмные силы  в ночь с 23 на 24 июня уже празднуют, по поверью, свой приход к власти.

В древности столь точных исчислений не было, и даже в 19 веке один учёный автор писал, что самые короткие ночи приходятся на июль. Очевидно, так считалось «по науке», а вот дремучее крестьянское сознание определило Купальницу на 23 июня, и меня удивляет эта посекундная точность древних воззрений.

Как бы там ни было, но славянское поверье давало повод к романтическому приключению, которое в природной деревенской жизни обидно было упустить. Проверив по календарю день, я сговорилась с соседями – художниками посидеть вечером у костра под моей горкой. С утра нажгла кострище, чтобы обилие углей и жара позволило быстро разжечь ночной костёр. Но с обеда небо затянуло тучами, и моросящий дождь быстро пригасил и костёр, и настроение. Это был двухтысячный год, и тогда я ещё не знала, что дождь является традиционным и необходимым дополнением к празднику. Несмотря на сырость, друзья – художники всё же пришли, и мы отправились на горку, где в своём недостроенном доме я на всякий случай приготовила сухое сено и хворост для костра.

К нашему удивлению, ровно в полночь дождь прекратился, небо расчистилось как по мановению волшебной палочки, тёплая влажная земля притихла. Началась сказочно-неповторимая ночь.

Из низин пополз белый туман, который вскоре окутал всё бледным облаком, изменив знакомый пейзаж до неузнаваемости. Дали исчезли. Сквозь молочный туман с трудом проглядывали призраки деревьев, а на горке над нами замерли в неподвижности серые раскидистые силуэты дубов.

Центром Вселенной в этом исчезнувшем туманном пространстве был наш костёр, который быстро набрал силу на прогретом кострище. А у костра трое художников – Лиля Вощинникова, Сергей Новосёлов и я – рассказывали весёлые истории, произносили тосты, периодически принимались прыгать через огнище. Мы сидели, озарённые оранжевым пламенем, снопы искр взлетали к молочным небесам, а рядом на горке под прикрытием тумана вершилось что-то таинственное и древнее, как сама земля.

К трём часам ночи все притомились. Лиля и Сергей разбрелись по домам, а я ушла ждать восхода солнца в свой недостроенный дом на вершине горки.

Мне нравится хотя бы раз в году в белую ночь не спать и слушать природу. Со второго этажа в раскрытое окно видны подступающие к дому высокие деревья,  норовящие организоваться в лесные дебри, несмотря на мои тщетные попытки постричь их и причесать.

 

Горка – место необычное, об этом я уже писала. Как-то мне приснилось, что в метре от фундамента дома обнаружился в земле тайник с примитивными бронзовыми фигурками людей и животных размером с ладонь, изъеденные временем. Тогда же и моему сыну приснился аналогичный сон, явно указывавший на какой-то древний тайник. Но мы не стали раскапывать землю в поисках подтверждения сна. Науке дилетантские раскопки только вредят, к тому же извлекать на свет Божий древние языческие амулеты у меня не было никакого желания – ещё неизвестно, с чем они были связаны.

И вот сижу я на втором этаже в углу будущей мастерской на копне сена, наблюдаю в окно, как разгорается рассвет,  и вдруг замечаю в комнате какое-то бесшумное движение. Было уже четыре часа утра. Большие окна мастерской пропускали достаточно света, чтобы всё хорошо видеть до последнего сучка на досках, а вот это движущееся Нечто было неправдоподобно туманным: расплывчатое охристо– серое овальное пятно размером с ладонь с двумя тёмными серыми пятнами по бокам вместо крыльев.

Это Нечто летало под потолком по комнате с механически однообразной скоростью по одной и той же траектории. Долетев до обитой досками стены, летун исчезал, а через некоторое время появлялся в дальнем конце той же стены, чтобы проделать свой путь по комнате и снова исчезнуть в стене. Создавалось впечатление, что летун описывает круг, центр которого находится за пределами дома, и только часть окружности приходится на мастерскую, в которой я сидела.  Позже я подумала, что центр окружности приблизительно совпадает с местом захоронения приснившихся амулетов, но в первый момент я только таращилась на туманный летающий объект, пытаясь определить его материальную основу.

На летучую мышь летун походил только размерами. Отсутствие головы, взмахов крыльев, хоть какого-то звука или ветерка от близкого движения делали этот туманный объект похожим на призрак. Пока я наблюдала за летуном, он успел сделать примерно тридцать однообразных кругов сквозь стены, и только три – по комнате. Тут я вспомнила, что у меня есть электрический фонарик, и решила осветить этот непонятный объект. К моему сожалению, свет фонарика прошёл сквозь него, так что в моём исследовании не прибавилось ничего конкретного. На той же скорости летун сделал один круг по комнате, другой – сквозь неё, а на третьем круге улетел по своей траектории сквозь стену и не вернулся.

Я так и не поняла природу этого явления. Пытаясь его разгадать, позже на невидимом плане попыталась посмотреть, что в это время происходило в мастерской.

К своему удивлению, обнаружила возле самого дальнего окна тёмную мужскую фигуру. Этот странный человек боком сидел на подоконнике, свесив на пол одну ногу, и с любопытством разглядывал что-то под потолком. Наверное, он тоже видел летуна, но сама я на невидимом плане ничего летающего не заметила.

 

На следующий год я опять бодрствовала на горке, надеясь увидеть что-нибудь необыкновенное. Но ничего не происходило. Ночь выдалась облачная и ветреная. Дальние деревья клонились под порывами ветра, полоская в воздухе зелёные ветви, и только деревья на горке стояли не шелохнувшись. Наверное, по розе ветров горка устроилась так удобно, что все большие ветра обходили её стороной. Потому среди многочисленных окрестных холмов только она имела название. Кто-то назвал её «Тихун», а старые люди из соседней деревни (в нашей-то старожилов давно не осталось) величали её «Священной горкой».

 

СИНЯЯ СОБАКА

 

Дом с мастерской строился на горке хаотично и без всякого плана. Я нанимала местных умельцев строить несущие столбы и крышу, остальное делала сама. В результате дом оброс многочисленными пристройками, которые постоянно меняли его силуэт. Сначала вырос обычный дом с ломаной крышей. С одной стороны фронтона было место для иконы, а в другом углу я нарисовала синюю собаку – просто так, чтобы место не пустовало. Потом придумала сделать к дому двухэтажную пристройку, но при этом изменилась конфигурация фронтона. Вместо угла с синей собакой поднялась крыша пристройки, и я стала подумывать, что неплохо бы в образовавшемся пространстве нарисовать ангела со свечой, а собаку закрасить.

Жаль, что пилить, строгать и прибивать гораздо дольше, чем придумывать. Я занялась строительством пристройки, попутно крася и расписывая сделанное. При росписи нужно много разных цветов, поэтому у меня стояло больше десятка банок с красками.

Но однажды поутру я обнаружила, что две банки доверху засыпаны мелкими щепками и листиками. Белки и мыши не такие дурные, чтобы устраивать себе гнёзда в краске. Может, сюда проник кто-нибудь из людей? Однако дом закрыт на замок, на второй этаж по стенке не забраться, да и кому нужна эта детская шалость? Дети после каникул разъехались по домам, а взрослые обычно шалят иначе. Я проверила – ничего не пропало, всё на своих местах.

-«Наверное, в доме завёлся домовушка и даёт о себе знать» – подумала я и на всякий случай оставила на подоконнике кусочек хлеба. Спустя некоторое время две банки с краской опять оказались засыпаны ворохом щепок и листьев, как будто кто-то высыпал на них ведро мусора. Вместе с щепками пришлось выбросить много краски, а это уже был непорядок. Пришлось перенести банки в более надёжное место, тщательно укрыв их плёнкой и бумагой.

На следующий день открываю плёнку – одна банка опять набита щепками, а в корзинке, где стояли эскизные краски, щепками забита только жёлтая банка. Хлеб домовушке я уже не оставляла – была на него сердита. Но я стала сомневаться – кто же из духов так шалит и зачем? Ещё через день корзинка с красками была забита щепками под самую ручку, и мне хотелось выложить ими слова: «Кто ты?».

Дела шли медленно: с наступлением холодов я сгоряча простыла и работала, превозмогая боль в пояснице. По ночам каждые два часа просыпалась от боли, днём ходила не выспавшаяся и разбитая. Да ещё эти банки с щепками.

Тем не менее прибила на новом фронтоне недостающие доски, нащельники, и всё это покрасила кремовой краской фона. Хотела закрасить синюю собаку, но не было сил сразу нарисовать ангела. Оставила собаку до весны, чтобы место не пустовало. В тот же вечер мне вспомнился сон, который всё объяснил: и щепки, и неумеренную боль в пояснице.

Сон мне приснился после того, как я, стоя под фронтоном, задумывала нарисовать на нём ангела. Мне приснилась синяя собака, которая умоляла её не закрашивать. Сон был необычным, но я не обратила на него внимания, так как не восприняла его всерьёз.

Теперь всё стало понятно, хоть и фантастично: дух нарисованной собаки отчаянно боролся за свою жизнь, портя мои краски и по возможности обездвиживая меня. Я рассмеялась и громко пообещала собаке не закрашивать её. И хотя я находилась в старом доме в пятистах метрах от горки, собака меня услышала.

Больше я не просыпалась по ночам от боли. А наутро, заглянув под плёнку, которой укрывала краски, обнаружила, что гора щепок из корзинки убрана и обнажился верх жёлтой банки. Жёлтый цвет – цвет фона. С ним собака вела самую ожесточённую борьбу. Открыв жёлтую краску, она показала, что обещание дошло до адресата.

Щепки на банках стали своеобразным знаковым письмом, с помощью которого можно было общаться с синей собакой. Я посмотрела на изображение: оно было изрядно попорчено подтёками желто-кремовой краски фона, кое-где замазано. Шёл дождь со снегом, и я вздохнула: «Потерпи до весны, потом подновлю».

На следующий день под плёнкой длинными щепками были перечёркнуты банки с красной краской, а в корзинке все цвета, кроме синего, были присыпаны сухими листьями. Это означало: «Не хочу ждать до весны. Поднови сейчас».

Как только выглянуло солнце, я заново подрисовала синюю собаку, а над ней вместо ангела изобразила большой золотистый крест. Когда после окончания работы я стала убирать длинную деревянную лестницу, она упала и разбилась надвое. Может, лестница разбилась сама по себе. А может, таким образом собака поставила точку в деле спасения своей жизни, чтобы я не имела возможности снова до неё добраться, если передумаю.

Меня эта история ошеломила. Ну, всякое бывает. Картины лечат или губят, портреты меняют выражение лица. Но как изображение может обладать такой мощной энергией, чтобы двигать щепки и посылать боль своему создателю, не понимаю. То ли в него вселилась душа собаки, проявившейся на фотографии? То ли место настолько живительное, что даже изображения на нём оживают и берут для своих проявлений энергию земли? Или на то была Божья воля, чтобы у наружной иконы Богородицы появилась постоянная охрана?

 

Уезжая поздней осенью в Петербург, сказала синей собаке: «Поручаю тебе охрану горки. Если кто-нибудь будет проказить – хватай за ноги». Когда вернулась весной в деревню, обнаружила, что посаженная мной на горке пушистая ёлочка под Новый год была срублена, а предполагаемый воришка три месяца хромал, жалуясь на боль в щиколотке. Может, действительно синяя собака покусала?

 

— Эту собаку надо немедленно закрасить! – испуганно сказала Матушка одного из Боровичских храмов, когда я вкратце рассказала историю про синюю собаку.

— Надо подумать…- почти согласился с ней Отец Валерий.

Действительно, надо подумать. Если нарисованная собака может бороться за свою жизнь, значит она у неё есть. Закрасить собаку – значит убить её. А как же быть с заповедью «не убий»? Даже Христос изгонял бесов, переселял их в стадо свиней, но не убивал. И кто сказал, что это бесовщина? Если наружная икона Богоматери нуждается в защите, значит собака ожила с благословения небесных сил, как охрана.

Не я дала собаке жизнь, не мне её отнимать.

Я её всего лишь нарисовала.

Пусть живёт.

 

ТЕНЬ ЧЁРНОГО КОЛДУНА.

 

Что меня тянуло в тот злосчастный сентябрьский день в лес, когда и грибов-то почти не было? Начавшиеся ночные заморозки примораживали раскисшую от дождей почву, болота и ручьи налились тяжёлой чёрной водой. Прогулка по лесу в такую пору не сулила ничего хорошего, но меня туда тянуло неудержимо.

Весь день я сопротивлялась этому желанию, но под вечер не выдержала и пошла прогуляться по краешку леса. Грибов, конечно, практически не было.

В их поиске я как-то незаметно подошла к перемычке через протоку, за которой располагались незнакомые бугры, ступать на которые я обычно боялась. Все там плутали, с трудом выбираясь из их заколдованного круга. Я сама однажды бродила там целый день, и с тех пор обходила бугры стороной. А здесь чёрт меня дёрнул: «Метров десять пройду  за перемычку – и обратно» — подумала я и прошла эти десять метров. А обратно дороги не нашла.

Меня как окатило холодным душем. Остановилась, чтобы оценить ситуацию.

В лес я пошла в половине восьмого вечера, а темнело в половине десятого. Без четверти десять на землю опускалась непроглядная темень. Новолуние и плотные низкие тучи, скрывающие свет звёзд, делали эту темноту кромешной. В лесу было слишком мокро, и часы я не взяла, чтобы не отсырели. Поэтому представление о времени у меня было очень приблизительное.

Примерно полчаса я потратила на то, чтобы влипнуть в эту историю. В запасе у меня было всего полтора часа, чтобы из неё выпутаться. Прежде я потратила целый день на то, чтобы вырваться из плена этих злосчастных бугров, окружённых со всех сторон болотами, протокой и рекой. Сейчас недостаток времени я могла восполнить только скоростью передвижения.

И я принялась бегать по лесу, чтобы понять его географию, а в голове вертелся анекдот: «Пошёл

некий господин в булочную за хлебом, и вдруг его переехал трамвай. Катится голова по мостовой и думает: «Ничего себе сходил в булочную!».

Этот анекдот был про меня. Пошла в лес прогуляться, а нарвалась на ночёвку в лесу, которая окажется для меня смертельной. Одета легко, насквозь промокла, спичек нет. Ночь впереди долгая, тёмная и с морозцем. При моей склонности к простудам эта последняя окажется для меня смертельной, после неё я уже не оклемаюсь и проживу не больше года. Как раз сбудется моё давнишнее предчувствие, что умру в 55 лет.

Это сейчас мне легко писать. А тогда было ощущение страшного сна, который вдруг оказался реальностью и никак не хотел из неё уходить.

В этой беготне по буграм стала замечать, что по некоторым местам пробегаю уже два- три раза, а выход всё не находился. Ориентиров не было никаких. Заходящее солнце не смогло пробить низкие набухшие тучи, даже не окрасило их на прощание розовинкой. Мох на деревьях в этих буйных зарослях тоже рос где попало, а не со стороны севера, как полагается по науке.

Дорога вдалеке огибала этот участок леса, так что шум машин был практически не слышен. За всё время по ней прошло только четыре легковушки. Я останавливалась и пыталась понять, откуда идёт звук. Но он звучал с разных сторон, эхом отражаясь в кронах деревьев. Пока я напрягала слух, слушать становилось нечего, и я снова  принималась бегать в поисках выхода.

Вдруг мелькнула надежда: вышла наконец на заросли тростника, сквозь которые вела еле заметная тропа. Справа слышался приглушённый лай собаки и мужской голос, как шум тростника. Я сразу поняла, что это лесные звуковые фантомы: кроме меня, в лесу никого не было, а деревенские шумы сюда не доходили.

Но тропка обнадёживала, пока не оборвалась у чёрной воды широкой протоки. Наверное, это была звериная тропа к водопою. Я не знала, какой участок леса или болота был за протокой, и повернула обратно.

Единственным выходом была Старая дорога, по которой я пришла в лес. Даже если бы я вырвалась из плена бугров, любой другой участок леса грозил мне ночёвкой, так как до темноты я не успела бы из него выйти. Спасти меня могло только чудо. Поэтому я стала продумывать более реальный план: как только начнёт темнеть, ещё минут десять потрачу на безумные поиски выхода из леса, а последние пять минут буду готовить место для ночлега.

Вдруг стало резко смеркаться. Время пошло на минуты.

Тогда я остановилась, в последнем отчаянном порыве подняла голову к темнеющим небесам и в голос возопила: «Силы небесные, вся надежда только на вас! Если я через десять минут не буду на Старой дороге, мне крышка!»

В то же мгновение мне стало понятно, что если я пойду дальше по тропе, на которой стою, – это будет очередной круг по буграм и потеря времени. Что мне «надо идти через воду» — эта фраза, как чужеродная, вдруг обозначилась в моей бедной голове. И самое главное – буквально в тридцати метрах от меня раздался чёткий звук едущей легковушки, невесть откуда появившийся. Он несколько секунд звучал из одной точки, потом так же резко оборвался. Но я успела зафиксировать точку, из которой раздавался звук, и напролом туда побежала.

Безумная надежда боролась с недоумением: как я могла оказаться рядом с трассой, если она находится в стороне от этого участка леса и отделена от него водой? Вскоре и тридцать, и пятьдесят, и сто метров остались позади, а дороги всё не было. Я поняла, что звук машины был галлюцинацией, но продолжала бежать по прямой. Впереди опять показался тростник со звериной тропой, и снова послышался справа приглушённый лай собаки и мужской голос (позже я определила, что далеко справа была перемычка через протоку, которую я безуспешно искала).

За тростником – вода. Но я уже знала, что «надо идти через воду», и запрыгала по мелким кочкам, которые были в метре друг от друга: одна нога здесь, другая – там. Так я проскочила три или четыре кочки, а потом как будто заснула. Тишина, полумрак, бредовость всей ситуации …Как я преодолела ещё две трети протоки, понятия не имею. Очнулась я, когда нога коснулась твёрдой почвы на другом берегу.

«Тебя перенесли» — сказала мне подруга, когда я рассказала ей эту историю. Может, так оно и было, но в тот момент мне было не до размышлений. Впереди возвышался бугор, заросший старым могучим ельником.

Темнота сгущалась.

Заканчивались последние десять минут. За это время я могла добраться только до вершины холма, где виднелся просвет между деревьями.

«Там и заночую»- подумала я. –«В последние пять минут наломаю еловых веток и пристроюсь на ночь где-нибудь под ёлкой на холме. Всё-таки будет посуше, чем на этих низких буграх».

Были уже густые сумерки, когда я продралась сквозь цепкий кустарник, надеясь вырваться на поляну, и… оказалась на Старой дороге. Я ни разу не свернула с прямой, которую мне обозначил звук машины, и вышла на Старую дорогу (кстати, непроезжую для машин) под прямым углом. Значит, это был кратчайший путь к спасению.

Оставшиеся пять минут я бежала по Старой дороге, чтобы до полной темноты добраться до шоссе. Мне казалось, что я вижу счастливый сон. Это было слишком неправдоподобно, чтобы быть реальностью.

И потом, когда я просыпалась среди ночи в тёплой постели, у меня оставалось ощущение сна. На самом деле я сижу в тёмном лесу под елью, а постель мне только снится. Явь и сон поменялись местами и не могли разобраться, что происходит на самом деле.

 

Моё спасение было чудом, нарушением известных нам физических законов. Впрочем, Фома Аквинский ещё в 12 веке писал: «Чудеса противоречат не природе, а нашим представлениям о ней». Наверное, мы слишком мало знаем о природе всего сущего, если реально происходящее событие кажется нам чудом.

Для себя я отметила механизм осуществления чуда: во — первых – это воздействие на интуицию (идти по тропе – очередной круг по холмам и потеря времени). Во — вторых – прямой текст, возникающий в голове: «идти через воду». И наконец  собственно чудо – звук едущей машины, указавший мне направление. Кроме того, я чудом, неизвестно как перебралась через протоку.

Чудеса происходят не только со мной. Многие мои знакомые рассказывали о своих невероятных историях, которые оставляли ощущение недоумения и чего-то невозможного, чего не должно быть. Но вот что характерно: даже в случаях явной помощи, пришедшей извне, эти «Фомы неверующие» не догадывались за неё поблагодарить. А ведь благодарность нужна не только для того, чтобы восстановить равновесие справедливости. Благодарность является энергетическим зарядом, восполняющим затраченную на нас энергию. Не будет благодарности – не будет энергии на будущую помощь. Так что неверующие обкрадывают сами себя, оставляя без благодарности незамеченную ими помощь Вышних сил.

 

Ещё несколько дней я прожила как во сне, не веря в своё спасение.

Потом заметила, что подхваченная в лесу простуда всё не проходит, кашель усиливается. Ещё через две недели сочла свою простуду ненормальной и решила посмотреть, что же происходит на невидимом плане.

Тут я обнаружила, что лес тоже может вампирить: к заколдованным буграм, на которых я заблудилась, от моего солнечного сплетения протянулся толстый шланг, по которому утекали жизненные силы.

Я немедленно представила пилу-ножовку, которой перепилила этот шланг. А чтобы покончить с ним наверняка, мысленно его сожгла. Он прогорел от самого леса до моего солнечного сплетения, но боль в бронхах и кашель не прекращались. На месте прикрепления шланга осталась глубокая яма, которую я ничем не могла залатать, как ни напрягала своё воображение. По счастью, приехала Ольга и выгребла у меня из неё огромное количество астральной золы, которая осталась на месте прикрепления сгоревшего шланга. Только так я избавилась от кашля.

Вспоминаю это происшествие – и самой кажется смешным бредом история со шлангом и астральной золой. Но это смешно, когда ничего не болит. А когда болит, ищешь причину боли, какой бы нелепой она ни была с точки зрения здравого смысла.

Наше восприятие жизни подобно зеркалу: жизнь — сама по себе, а восприятие – что заслужили. Поэтому здравый смысл и нелепица постоянно меняются местами – с какой стороны посмотреть. И что смешно: наше восприятие жизни нам кажется наполненным здравого смысла, а жизнь подставляет нам сплошные нелепости.

Все мы можем заболеть. Но тот, кто прочно стоит на «материалистических» позициях, легче обрастает хроническими заболеваниями, потому что борется с ними уколами и таблетками. Ничего не поделаешь – за всё надо платить. За незыблемость ложных убеждений – расплата самая болезненная.

Скептики рассуждают о гипнозе, самовнушении, которые излечивают в подобных ситуациях. Не берусь судить, что происходит с другими людьми. Но мне кажется, что гипноз здесь не при чём, и в качестве примера вспоминаю историю с Тотошкой.

Он гулял во дворе, когда в калитку стал ломиться какой-то пьяный прохожий. Тотошка его темпераментно облаял, за что пьяница немедленно отомстил: схватил бедного пёсика и кинул его об забор. Тотошка заплакал и заковылял домой, где я уложила пострадавшего на диван, а сама побежала спасать соседскую собаку, к которой прохожий шёл с большой палкой. (Оказывается, после пребывания в местах заключения у него выработалась хроническая ненависть к собакам).

Когда я вернулась домой, Тотошка почти не дышал и лежал, как мёртвый. Стала просматривать на невидимом плане: его душа витала над ним, раздробленная на отдельные куски. Я немедленно вернула его душу в тело, и тотчас Тотошка задёргался в конвульсиях. Тогда я мысленно соединила раздельные части его астрального тела – пёсик дёргаться перестал. Чтобы дать ему силы на выздоровление, напустила на него своё биополе – Тотошка жарко задышал, даже язык высунул. Вечером того же дня он бегал, как ни в чём ни бывало.

Все оздоровительные манипуляции я проделывала мысленно, ничего не говоря о них своей собаке, но её реакция была незамедлительной. О каком гипнозе может здесь идти речь?

Впрочем, я отвлеклась.

С простудой удалось наконец расстаться, но напасти на этом не кончились. Через несколько дней подвернула утром ногу и с сильным вывихом еле добралась до постели. Было досадно, что пропадёт рабочий день, но боль быстро утихла. Забыв о ноге, я весь день увлечённо работала на своей строительной спортплощадке, обшивала досками очередную пристройку. Но вот зашло солнце, и нога вдруг  опять разболелась. Боль с каждой минутой усиливалась, так что я еле доковыляла до постели. Даже в спокойном лежачем положении боль становилась нестерпимой.

Положение было неприятное: дома я одна, телефона нет, соседей позвать на помощь не в состоянии. Натопить печку, принести воды и накормить меня некому. Немного помечтала о костылях, а потом осознала, что в этой истории с вывихом есть что-то противоестественное: с восходом солнца боль прошла, а с заходом опять появилась и с каждой минутой усиливается.

Решила посмотреть, что происходит на невидимом плане. Оказалось, что я вся замотана в кокон из паутины. Гигантская паучиха ростом с телёнка, стоило мне её увидеть, мгновенно унеслась, скрывшись вдали. Кокон я мысленно сожгла, но нападение могло повториться. Тогда я стала просить помощь у Святого Георгия.

Вижу, как он немедленно выходит из иконы и бросает копьё в тот участок леса, где я заблудилась. Копьё под углом вонзается в землю, и от него по траве расходятся светлые круги. Вдруг на копьё садится огромный чёрный коршун и пытается вырвать его из земли. Я вижу, что коршун какой-то неправильный. Что это вовсе не коршун, а тень умершего чёрного колдуна, принявшего облик птицы.

Вспоминаю, что у Святого Георгия есть ещё лук и колчан со стрелами. Действительно, в тот же миг в коршуна вонзается стрела, и он бездыханный падает к основанию копья. После этого картинка погасла. Действие закончилось. Я поблагодарила Святого Георгия и стала  обдумывать увиденное.

Наверное, это умерший, но не ушедший с земли дух колдуна заманил меня в лес и наверняка погубил бы, если бы не вмешательство небесных сил. Это он успел «присосаться» ко мне, чтобы вампирить жизненные силы. И нынешнее нападение, очевидно, было организовано тоже им.

Пока я так сказочно размышляла, вдруг обнаружила, что боль в ноге стала утихать. Ещё через час я смогла встать и затопить печку. А на следующий день как ни в чём ни бывало пошла работать на свою стройку.

Больше «чёрный колдун» о себе не напоминал.

 

ПЕРЕЖИТЬ СВОЮ СМЕРТЬ

 

От судьбы не уйдёшь. Так или иначе она должна исполниться. И я, несмотря на обещанную отсрочку, стала ждать начала конца. Давно замечено, что старость – это прежде всего состояние души. Когда молодой, весело полыхающий огонь в крови сменяется еле тлеющими углями. Но потом и они распадаются в золу. И возраст здесь — не главное. Есть молодые старики и старая молодёжь. Есть целые поколения смолоду старых людей, и с этим ничего не поделаешь. Может, в момент их рождения земля не тем боком повернулась к окрестным светилам.

Но я-то родилась молодой, «с шампанским в крови», и мне было с чем сравнивать нынешнее своё состояние.

Как это ни прискорбно, но в себе я тоже стала замечать затухание, свойственное рассудительной старости, и наконец в 20-х числах сентября 2001 года, когда всего два месяца осталось жить 55-тилетней, ко мне во сне пришла Смерть.

Это оказалось очень легко и просто. Всё земное, материальное осталось позади. Оно сразу стало мне настолько безразлично, что, улетая, я даже не взглянула на своё оставленное тело. Я отчётливо сознавала, что умерла, но меня это ничуть не опечалило.

Тут же ко мне подлетел незнакомый дружелюбный дух, деловито поприветствовал и протелепатировал, что меня давно ждут, что впереди много работы. Мы полетели с ним по какому-то иному пространству, лишённому знакомых материальных форм. Это была пустота, наполненная туманными неопределёнными очертаниями.

Летели долго, пока не очутились в подобии замкнутого пространства, где трое духов трудились вокруг странной громоздкой конструкции, отдалённо напоминающей промышленный ткацкий станок 18 века, только без нитей. Духи оторвались от работы, поприветствовали меня, и не мешкая стали вводить в курс дела. Было  впечатление, что я всю жизнь занималась с ними совместной работой, и только на время куда-то отлучилась.

Но тут всё исчезло.

Когда я открыла глаза, передо мной была незнакомая комната с мебелью. Несколько минут я с недоумением рассматривала её, пытаясь понять, куда я попала. Потом наконец память вернулась ко мне, и я вспомнила, что это та самая комната в деревне, где я накануне вечером заснула. Самочувствие было прекрасное, ничего не болело.

Не могу сказать, что пробуждение принесло мне радость.

— Так значит, я не умерла! – поняла я и с тяжёлым вздохом стала вспоминать, какие дела намечены на сегодняшний день. Если жизнь продолжается, следовательно, не все земные дела выполнены. Творческая командировка на планету Земля ещё не закончена.

Я поняла, что судьба исполнилась через сон, и что теперь впереди новый отрезок жизни, можно сказать «довесок».

Через несколько дней внутренним зрением неожиданно увидела  веретено своей жизненной силы, замотанное уже на три четверти, и впереди сходящее «на нет».

— Что я буду делать с довеском жизни, если мне не будет хватать жизненных сил?! – забеспокоилась я и, сконцентрировавшись, волевым усилием отмотала что-то от веретена до его утолщённого центра, тем самым вернув себя к состоянию середины жизненного пути.

Через некоторое время мне стали говорить, что я помолодела. Но самое главное, я с удивлением обнаружила,  что в крови опять стал разгораться молодой авантюрный огонь, прибавилось сил, а дела стали делаться гораздо быстрее. Смешно, конечно, быть пенсионеркой со студенческим задором в душе, но, ей-Богу, это не самый плохой вариант.

 

ПОМОЩЬ СВЯТОГО ПАНТЕЛЕЙМОНА

 

Однажды в декабре случилась досадная помеха: что-то сместилось в позвоночнике. Сначала было всего лишь неприятное ощущение, которое на следующий день перешло в серьёзное недомогание, от которого я слегла. Болеть мне, как всегда, было некогда, и я стала подумывать, какого Святого можно попросить о помощи. И тут вспомнилось, что на днях во время службы в храме Воскресения Христова привиделся мне Святой Пантелеймон, огромный, во весь храм. Я тогда попросила его о здоровье отца Николая, который вёл службу, а заодно попросила о себе, потому что накануне во сне мне шло предупреждение о предстоящей болезни.

Пантелеймон – единственный профессионально врачующий Святой, и нынешняя моя просьба к нему была вполне конкретной: «Святой Пантелеймон, помоги мне пожалуйста, а я тебе икону напишу». Тотчас я закашлялась, и с кашлем меня что-то покинуло. Я полежала в изнеможении ещё минут двадцать и встала совершенно здоровой.

Надвигался новый 2003 год, я собиралась ехать в деревню,  работать над иконой было некогда. По возвращении началась суета с подготовкой к выставкам, пришлось делать много новых работ, опять было не до иконы. Так прошёл январь.

На день Ангела подарили мне книжку «Энциклопедия здоровья». Стала я её перед сном перелистывать. Хорошая книжка: и о травах лечащих, и о питании правильном, а в конце книжки напечатаны молитвы к Святым об излечении. И вдруг с мутной чёрно-белой репродукции на меня глянули живые пронзительные глаза какого-то Святого с телепатическим вопросом: «Когда же ты будешь писать мою икону?» Я прочитала, чьё это изображение. Так и есть. Святого Пантелеймона.

Слёзы брызнули у меня из глаз и я стала оправдываться: «Святой Пантелеймон, прости. Сначала в деревню уезжала, некогда было. Сейчас к шотландской выставке надо готовиться, потом к портретной. Ты подожди пожалуйста. Как только освобожусь, так сразу».

Тем не менее наутро, бросив все неотложные дела, сразу принялась за икону. В первый же день целиком её прописала, а на второй день до вечера работала над ликом, пока глаза Святого не стали смотреть диагностирующим взглядом, как глянули они на меня с репродукции.

Теперь эта икона – экстренная помощь для всей семьи. Пантелеймон помогал мне уже несколько раз самым чудесным образом. Сыну вернул почерневший палец, который следовала ампутировать после обморожения; парализованный после инсульта муж встал и пошёл  — после моей просьбы к Пантелеймону. Причём помощь Святого приходила немедленно, без обращения к лекарствам.

 

Иконы Святым нужны для нашего же блага: смотря на икону, мы можем сосредоточиться на энергетике Святого, и тем самым войти в контакт с ним себе же на пользу. К сожалению, многие иконы, даже освящённые, не обладают этой энергией. Если она не выявлена кистью художника, нужны многие часы молений, обращённые к изображённому Святому, чтобы наладить с ним «канал связи». Такие иконы считаются «намоленными».

А зачем, собственно, все эти заморочки и лишние хлопоты самим Святым? На то они и Святые, что нам никогда не понять их бескорыстную сострадательную психологию, когда добро делается просто так, ради блага несовершенных, суетливых, неправедно живущих людей, какими мы на самом деле являемся.

До сих пор поражаюсь: какое же надо иметь терпение, чтобы прощать мне мои недостатки и грехи. А ведь я, возможно, ещё не самый худший образчик человеческой породы.

 

ЛАСТОЧКИ

 

Откровенно говоря, я – ужасная барахольщица. В давно отживших вещах вижу скрытую пользу, которую пытаюсь угадать и воплотить в их новом применении. В Америке, говорят, идеи вторичного употребления использованных вещей патентуются наравне с открытиями. Наверное, там я смогла бы запатентовать множество идей, но в реальной жизни обрастаю всевозможным полезным хламом, до которого «не доходят руки».

С возрастом у меня появилось теоретическое обоснование этой черты характера: человечество так безжалостно грабит природу, что всё взятое у неё надо использовать до последней нитки. Но эта убеждённость возникла с годами, а в основе скорее всего было скудное послевоенное детство, зрелость в эпоху развитого социалистического дефицита и мама, научившая всё делать своими руками и приучившая смело браться за дела, которые ни теоретически, ни практически делать я не умела.

При такой своей неспособности выбрасывать полезные вещи я была озадачена, на что можно употребить старое ласточкино гнездо, упавшее со стены. В результате решила, что оно ещё может послужить по назначению, и прибила его над окном под крышей веранды, укрепив снизу для прочности дощечку в виде полочки. Года два гнездо пустовало: прибито оно было не слишком высоко, в пределах моей досягаемости. Внизу всё время ходили люди, и ласточки не рисковали селиться в таком опасном месте.

Наконец его приглядел молодой плечистый самчик – красивая ласточка с ярким блестящим оперением. Моё присутствие его не смущало, и он громко распевал песни, сидя на проводах возле гнезда. Зазывал подружку.

Подружки прилетали, пугались близости людей – и улетали. Так смелый самчик остался без семьи и куда-то исчез. Другие ласточки уже вывели птенцов и обучали их летать, а моё гнездо всё пустовало.

В середине лета я недели на две уехала в Петербург. Когда вернулась, с гнезда слетели и устроились на проводах потревоженные ласточки – знакомый красивый самчик и его юная подружка. Быть может, она была из нового выводка. Видно было, что юная ласточка намеревается улететь подальше от опасного гнезда, и тогда смелый самчик опять останется без семьи. Нужно было что-то делать. И я заговорила, обращаясь к ласточкам: «Не бойтесь меня. Я вас люблю. Вас здесь никто не обидит. Растите птенцов.»

Ласточки слушали меня внимательно, наклоняя головки то в одну, то в другую сторону. Наверное, они меня поняли, потому что после этого разговора перестали обращать на меня внимание, а стали дружно ремонтировать гнездо на свой птичий лад.

Вскоре юная ласточка высиживала яички, а самчик сидел рядом на проводах и пел победные песни. В окно веранды я наблюдала гнездо и все события, в нём происходящие. Самчик оказался заботливым семьянином. Иногда он сгонял с гнезда самочку и сам сидел на яичках, а она тем временем разминала крылья и ловила себе мошек. Всё остальное время он пел, сидя рядом с гнездом.

Вскоре в гнезде запищали птенцы, и молодая чета принялась выкармливать потомство. Когда кто-нибудь из родителей приближался к гнезду, птенцы начинали дружно верещать, раскрывая жёлтые клювы. Но при этом  один из птенцов поворачивался задом, топорща хвостик. Подлетевший родитель совал корм наиболее крикливому, потом принимал у птенца, повернувшегося задом, какушку и выбрасывал её где-то на стороне. Когда птенцы подросли, они научились сами справлять туалет, высовываясь из гнезда, но кормить их приходилось беспрерывно.

Ласточек у меня на чердаке и под застрехами живёт много. Пока они выращивают птенцов, всё время приходилось быть у них на подхвате: помогать прогонять сорок и хищных соседских кошек. При моём появлении ласточки успокаивались и возвращались к своим делам, но парочка наиболее задиристых далеко гнала разбойницу-сороку, щипая её сзади.

Однажды в моём гнезде раздался переполох. Я выглянула. Ни кошки, ни сороки рядом не было. Оказалось, что кто-то из родителей пытается вытолкнуть из гнезда птенцов, а они верещат и отчаянно упираются. Тогда взрослая ласточка, сев на край гнезда головой к птенцам, активно поработала крыльями и улетела. Птенцы, вереща от страха, один за другим стали неуклюже взбираться на край гнезда, махать своими слабыми крылышками и плюхаться обратно в гнездо. Так они тренировались целый день. А на следующее утро самый храбрый из них слетел с гнезда и устроился рядом на проводе, с трудом удерживая равновесие. Вскоре все четыре птенца сидели на проводах, разевая свои жёлтые клювы.

Я радовалась, наблюдая их быстрое взросление. Но вскоре моя радость перешла в тревогу. Близилась осень. Несколько десятков ласточек сбились в стаю и устраивали собрания на дальних проводах, готовясь к отлёту на юг. А мои всё ещё кормили птенцов. Помитинговав несколько дней, ласточки исчезли.

Начались ночные заморозки. Мошкара тоже почти пропала, и мои одинокие ласточки с трудом добывали корм своим прожорливым птенцам. И как они вшестером полетят на юг? Может, они и дороги не знают? Из любви к детям отбились от стаи, а теперь все вместе могут погибнуть. Всё надо делать во-время. Даже высиживать птенцов.

— Вот так и я. Хватаюсь за новые дела, планирую, а самой неизвестно сколько жить осталось, — связала я с ласточками свою судьбу.

Я страдала за них настолько, что потом пришлось подумать и о себе: ласточки может быть и выживут, но меня-то точно от таких переживаний прихватит инфаркт.

Птенцы тем временем настолько окрепли, что вместе с родителями стали улетать куда-то на весь день, а вечером все вместе возвращались и с лёту забивались в гнездо. Но в один из погожих сентябрьских дней – о радость! – вернулась улетевшая стая ласточек. Ласточки опять целый день сидели на проводах, но теперь я была спокойна: оказывается, они просто облетали окрестности, собирая одиночные ласточкины семьи.

Пришло время, когда и мои ласточки со всем своим подросшим семейством улетели на юг, чтобы вернуться на следующий год и свить гнездо под крышей крыльца над самой моей головой, хотя я долго уговаривала их этого не делать.

Ласточки оказались замечательными учителями. Они очень во-время показали мне пример природного оптимизма: не опасаться сроков, а начинать новые дела, не взирая на возраст. И тогда всё получится.

 

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК

 

Зима выдалась морозная. И чем холоднее, тем красивее. С утра пораньше я уже стояла с этюдником у окна, чтобы поймать на холст розовое зарево рассвета. Днём на солнце искрился снег, играя голубыми тенями, а вечером в глубоком ночном небе высыпали миллиарды звёзд. От них было светло даже в безлунную ночь.

Новый 2003 год мы встречали в деревне. Наряженная ёлка из леса, жарко натопленная печка, цветные огоньки гирлянд. Весёлый сытный праздник мирного времени. Довольные гости через два дня уехали, а мы с мужем остались до Рождества.

В православии Рождество, как известно, отмечают 7 января, а в католичестве – 25 декабря. На самом деле дата рождения Иисуса Христа так и осталась неустановленной, и празднуется по условленной договорённости. Более правильным я считала праздновать рождество 25 декабря, потому что в этот день земля в северном полушарии поворачивается к солнцу, лету, теплу. Оттого все светлые солнечные боги считались родившимися именно в этот день. А дата 7 января возникла из-за неточности юлианского календаря, отставшего от космического цикла на 14 дней.

Но поскольку я являюсь православной христианкой, то, когда седьмого января погас вечер и на небе зажглись  звёзды, я поспешила домой сообщить мужу радостную весть: пора праздновать Рождество Христово. Каково же было моё удивление, когда вся гостиная оказалась наполнена сильнейшим благоуханием.

— Ты разлил духи?- была моя первая реакция – вопрос к мужу. И тут же сама себе ответила: — Да нет, это не духи, это запах ладана!!! Такой крепкий аромат, — откуда он?!

Николай посмотрел на меня с удивлением. Он сосредоточенно рисовал за столом и ничего не чувствовал. Аромат держался ещё полчаса, постепенно угасая, но праздничное настроение осталось на весь вечер.

А ночью мне приснился удивительный сон. Всю ночь я беседовала с невидимой Вышней силой. По ощущению – с кем — то из Апостолов. Беседа была телепатическая.

Первый вопрос, который я задала, был для меня важным:- «Когда правильнее праздновать Рождество: 25 декабря или 7 января?»

Ответ был неожиданным:

-« В советские времена, когда ваша православная церковь была слабой, вернее было праздновать 25 декабря, чтобы энергетически присоединиться к западным верующим. Теперь же лучше праздновать 7 января, так как в России появилось много своих верующих. На самом деле дата не имеет значения. У Бога своё время, отличное от вашего. Важно, чтобы в определённый день как можно больше людей устремили свои радостные и светлые мысли к Богу. Соблюдение постов требуется, чтобы настроиться на нужную дату и внутренне подготовиться к ней. При этом возникает мощный энергетический посыл, который пробивает невидимую преграду, отделяющую грубую материальность людей от высокодуховной сущности Бога. Этот контакт позволяет людям почувствовать в себе искру Божию и нести её дальше по жизни. Он воспринимается людьми как катарсис».

Второй мой вопрос был проще: — «Был ли Иисус единственным пророком?»

Ответ был не точным, но поэтичным:

— «Когда родился Иисус, на небе зажглась Вифлеемская звезда. Посмотри, сколько звёзд на небе, столько и  пророков было».

Третий вопрос и ответ я не запомнила. Четвёртый мой вопрос касался этики питания: «Как Бог относится к мясной пище?» Ответ имел слегка ироничные интонации:

— «Богу совершенно безразлично, как питаются люди. Это – ваши проблемы. Впрочем, вспомни, чью жертву – Каина или Авеля – принял Бог?»

Действительно, когда Каин возложил на жертвенник выращенные им зёрна, Авель принёс в жертву ягнёнка из своего стада. Бог принял жертву Авеля, на что Каин разгневался и убил Авеля. Это было первое братоубийство. Меня всегда удивляло – почему Бог, по мнению древних, принял кровавую жертву Авеля и пренебрёг невинной жертвой Каина? И почему мирный пахарь Каин оказался таким жестоким?

Прочитав много книг по древней истории и проникнувшись мировоззрением ранних цивилизаций, я поняла глубокий смысл этого события.  Животные, как и люди, жили на поверхности земли и не имели с ней глубокой связи. Они, как внешние плоды земли, приходили и уходили, не причиняя ей особого вреда. Другое дело – пахарь. Чтобы взрастить хлеб, он ранил землю своим лемехом, причиняя ей боль. Поэтому древний Бог отверг его жертву, приняв безвредную для земли жертву Авеля. К тому же хлебопашество изначально было женским делом, так что для создателей Библии это занятие было второсортным.

Свой пятый вопрос я не запомнила, но ответ на него оказался таким сложным, что от перенапряжения я проснулась. Ночью я ещё раз просыпалась, и снова до самого утра продолжалась эта удивительная беседа с невидимым Апостолом.

Проснувшись, я не помнила её содержания, но была уверена, что всё услышанное осело в моей душе внутренней убеждённостью и со временем всплывёт в виде «моих собственных» мыслей.

Всё самое Глобальное необыкновенно просто. Сложности появляются, когда мы его расчленяем на части и рассматриваем детально вне зависимости от целого. К сожалению, из-за своей малости нам никогда не объять Глобального ни своим разумом, ни воображением. Остаётся рассчитывать на подсказку Вышних сил, которые всё-таки ближе к Нему, чем мы.

Что ждёт впереди всех нас? Что ждёт меня? Не имеет значения. Будущее проистекает из настоящего с той же закономерностью, как настоящее – из прошлого. Поэтому разумнее всего жить настоящим, принимая всё хорошее и плохое в нём, как заслуженную данность. Мы не в силах изменить прошлое, но в состоянии его осмыслить, чтобы избежать прежних ошибок. Увы, слепые выбирают по внутреннему родству  в поводыри слепых, а не зрячих. Что мы должны делать в настоящем, если не хотим бояться будущего?

Ответ прост, но разум перед ним бессилен.

 

ГАЛЕРЕЯ

 

Картины – как дети. Пришло вдохновение — хочешь или не хочешь, а надо рожать. Можно, конечно, перетерпеть, но тогда и вдохновение перестанет приходить. Картины становятся – как живые. В каждую душа вложена, не расстаться с ними. После выставок, соскучившись, принимаю их обратно с радостью  в мастерскую.

Приходится, конечно, что-то продавать, отдавать владельцам их заказные портреты, но это по необходимости – надо на что-то жить, покупать новые холсты и краски. Со временем скопилась большая коллекция философско–мистической и пейзажной живописи, и тут я поняла, что она должна жить как единый организм, потому что все картины дополняют одна другую. «Целое больше, чем сумма его частей» –  говорили древние. Так любая фраза лучше выражает мысль, чем отдельно взятые слова, её составляющие.

Стала думать о постоянном месте жительства для своих картин. В городе содержать такое огромное помещение невозможно. Моя персональная выставка в музее Истории Санкт-Петербурга занимала пять дворцовых залов, и то поместилось далеко не всё.

Поразмыслив над возможными вариантами, я обратила свои мысли в сторону Новгородчины. Сделать галерею в деревне – не такая уж бредовая идея, если учесть близость ухоженной трассы и соседство музея-усадьбы Суворова в Кончанском. Экскурсионная тропа проложена туда давно, не так сложно немного продлить её в сторону галереи. А тут и деньги на постройку неожиданно появились.

Пока я подыскивала подходящий участок под застройку, ко мне в деревню приехала в гости моя новая знакомая,(условно назову её Лизой). Наши мужья вместе учились в художественном училище в Иркутске. Потом они разъехались по Советскому Союзу, чтобы спустя много лет снова встретиться в Петербурге.

С первого взгляда Лиза влюбилась в наши холмы, луга и леса, и немедленно стала подыскивать дом для дачи. В соседней деревне Сопины давно уже продавались два столетних бревенчатых здания. Продавались, но не находили покупателей: старые, требуют ремонта, к тому же активно разворовываются. Я сама тщетно искала на них покупателей среди своих питерских знакомых.

А здания примечательные. У каждого – своя интересная история, и невозможно было допустить, чтобы они, бесхозные, зря погибли. Повела я Лизавету осматривать одно из них, бывшую двухэтажную школу. Внутри я сама оказалась в первый раз и с огорчением должна была признать, что для жилья помещение совершенно не годилось. Зато меня немного погодя посетила мысль – а не купить ли его под галерею?! Мысль посетила … и не ушла. Такую огромную галерею мне никогда в жизни не построить, а отремонтировать её со временем как-нибудь смогу.

А Лиза приглядела себе второе здание – бывшую одноэтажную больницу на берегу озера Сопинец. В начале 16 века на этом месте обосновался небольшой мужской монастырь с деревянной Никольской церковью. Когда монастырь во времена Екатерины Великой закрыли, а церковь окончательно обветшала, на месте её алтаря построили часовню. Её переделывали, строили заново, а в советские времена, обезглавленную, использовали в качестве морга. (Так говорит легенда, но на самом деле церковь стояла в другом месте). Вокруг, как у замка спящей красавицы, появились заросли сорных деревьев. Сопинских детишек на всякий случай пугали духами покойников, чтобы не подходили близко.

Я тоже подошла с опаской к этому слегка покосившемуся строению: окна выставлены, гнилая дверь скрипит на заржавевших петлях. И вдруг на меня повеяло удивительной благодатью:не знаю почему, но жил там дух Божий. Может быть, сказалось то, что здание больницы (по местной легенде) при закладке было освящено  нашим петербургским святым Иоанном Кронштадским.

Задумано – сделано. Поехали с Лизаветой в городскую администрацию, подали заявки на аукцион и стали ждать. Сразу сказали друг другу: никаких мечтаний, пока не выиграем аукцион.

Легко сказать, трудно сделать. Мы вдруг стали очень молчаливыми, что противоестественно для двух общительных женщин, оказавшихся вместе. Лица расплывались в бессмысленной улыбке, мечтательные взгляды обращены в сторону своих фантазий… Диагноз напрашивался сам собой. Замечательное было время!

Лиза знала, что её муж на покупку дома не согласится, но была полна решимости сделать всё сама.

Время аукциона близилось, а Лизаветин муж в соответствии с прогнозами категорически упорствовал. Руки у него золотые, но запирать себя в деревенской глуши он не собирался. Всего только три или четыре года назад он выбрался с Лизаветой из казахстанской глубинки, где прожил всю жизнь, в центр Петербурга, и опять в деревню? Нет, ни за что!

Мы его всем нашим маленьким коллективом ублажали, как могли: легенды рассказывали, шашлыки организовывали, озеро Сопинец во всей его родниковой красе предъявляли…. Всё напрасно. Наши романтические доводы разбивались о его железную убеждённость в бредовости нашей затеи.

По бытовому счёту он был прав. И галерея заведомо убыточна, так как во всём мире музейное дело живёт за счёт спонсоров, и дохода ещё никому не приносило. И бывшая больница для дачи по существу мало пригодна. К тому же некоторая часть местного населения тоже представляла угрозу чужому благосостоянию… Его, конечно, понять можно, как всякого здравомыслящего человека, взывающего к рассудку.

Но разве мы не россияне!!! Какой идиот может заподозрить в нас здравый смысл?! Умом Россию не понять, потому что мы руководствуемся чувствами и энтузиазмом. И все доброхоты, стремящиеся логическим путём вывести нас на вершины процветания, заранее обречены на полный провал. Если мы ещё существуем, то лишь потому, что преступная иррациональность одних впрах разбивается о романтический идеализм других. Себя я, конечно, отношу к «другим», хотя среди знакомых, как ни странно, слыву человеком рассудительным.

Лизавета с мужем уехала, а я осталась решать бесконечные деревенские проблемы. И снится мне сон: иду я ранней весной по берегу реки, заросшему высокими столетними ивами. На деревьях старые грачиные гнёзда образовали нечто вроде помоста. При моём приближении они падают, я к ним кидаюсь и нахожу там живое гнездо с птичьими яйцами. Водружаю его на дерево и, довольная, иду дальше. Впереди опять помост из гнёзд, опять он при моём приближении падает и снова я спасаю живое гнездо, укрепив его на дереве.

Понятно было, что сон символический. Первое гнездо я, покривив душой, расценила как восстановление в деревне жилого дома, в котором давно обитаю, а второе, естественно – бывшая школа, в которой будет галерея. Но нехорошее предчувствие у меня всё же появилось – нутром чуяла, что оба здания небесами уготовано восстанавливать мне одной.

Близится время аукциона, а я чувствую: здравый рассудок у моих новых знакомых одерживает победу. И на меня накатывает несвойственная мне тоска. Я уже настолько прониклась историей этой удивительной местности, что появилось нелепое чувство ответственности: если не я, то кто же будет её спасать? Если Лизавета откажется выкупить больницу, значит мне самой придётся её покупать и делать там пристанище для туристов и знакомых, иначе здание окончательно растащат. Вся эта деятельность нужна и полезна для Суворовской усадьбы и для моей галереи, но для меня это уже перебор. Всё-таки я художник, а не строитель. Поэтому, когда перед аукционом приехали Лизавета с мужем, я от радости сплясала нечто вроде лезгинки.

Рано радовалась.

Накануне аукциона после напряжённого семейного совета Лиза горестно сообщила, что муж категорически против, а без него купить больницу она не может. Что делать? И тогда у меня включается автопилот, с помощью которого я действую, забыв о существовании мыслительного аппарата.

— Ничего не поделаешь.- говорю я. – Если приснились два гнезда, значит больницу придётся поднимать тоже мне. Давай сделаем так: сейчас я её официально куплю, а ты возьмёшь ту часть, какую захочешь, и  потом я её тебе продам.

И угораздило же меня тогда дать это обещание!

После благополучно завершившегося аукциона едем домой. Лиза веселится. Говорит, что её, такую решительную и активную, будто стопор парализовал, поэтому она никак не могла купить это помещение. А вот теперь она чувствует себя прекрасно.

Я же, наоборот, не могла выйти из состояния оглушенности. За что мне эти сверхмерные трудности? Мне бы и галереи хватило, чтобы до конца жизни покоя не знать. А тут ещё больницу ремонтировать… И вдруг меня осенило.

— Лиза! Это ведь из-за часовни! Если бы ты купила больницу, тогда бы часовня пропала. А так я должна буду её восстанавливать. Странно, что это надо не столько людям, как местности! А центральной иконой должна быть «Покров Богородицы». И вот ещё что: две иконы в часовне будут чудотворными!

Меня тут заколотило, слёзы из глаз потекли, ничего больше сказать не могу, – верный признак того, что попала на правильную информацию. Тогда я ещё не знала, что дело было не только в часовне.

 

Начались трудовые денёчки по выносу мусора и хлама, по заколачиванию окон и врезанию замков, -обычная канитель по упаковке помещений к зиме. Лиза выбрала себе административную часть больницы, которая была меньше по площади, но зато лучше обустроена и меньше разворована, ну а я принялась приводить в порядок разгромленные больничные палаты.

Обезглавленная часовня тоже нуждалась в уходе. Первым делом я вырубила разрушающие её фундамент деревца, потом принялась укреплять коробки для окон. Сами окна давно были выставлены, к тому же не хватало одной коробки. В этом месте надо было срочно закрепить брёвна, пока они не поехали. Забиваю здоровенным гвоздём брус, а сама чувствую – пахнет ладаном и церковными свечами. Сначала не обратила внимания, но потом запах снова появился, ещё более сильный.

Решила, что это брёвна, растревоженные ударами молотка, отдают накопившееся в былые времена благоухание. Закончив работу, стала нюхать брёвна: пахнут старой древесиной, пылью, и больше ничем. Тогда поняла, что это было приветствие Вышних сил с началом работы. Потому что если и был когда-то здесь запах ладана, то за 80 лет от него ничего не осталось. И в дальнейшем при очередном этапе работ появлялся запах ладана, как благословение.

Работы было безмерно много. Изменился весь стиль и ритм жизни. Я бодрилась и старалась ни о чём не думать. Но когда задумывалась – такая тоска накатывала от предчувствия ненужной и неинтересной мне деятельности, как будто впереди ждала каторга, а не восстановление зданий.

Тут и осень подкатила. Вернее, осени как таковой не было. Как выпал третьего октября снег, так и остался лежать до самой весны. Лето перешло в зиму, забыв на деревьях мороженую листву, которая потом с тихим звоном опадала. Однажды пошёл дождь, который тут же замёрз, превратив снег на ветвях в тяжёлую слюдяную вату в сосульках. Много ветвей и деревьев поломалось тогда под тяжестью обледеневшего снега. Это был редкий случай в природе, когда красота приносила боль.

В один из ненастных дней, когда жизненные перспективы в очередной раз вызвали у меня приступ тоски, неожиданно начался телепатический контакт с невидимыми силами, с довольно суровыми интонациями в мой адрес. Из него следовало, что мне было дано задание, необходимое для моего дальнейшего творческого роста. Как прежде в работе над изображением земных духов, так и сейчас — я всего лишь исполняю волю Небесных сил. Если я от этой нагрузки откажусь, её с меня снимут. Но и на помощь Вышних сил мне в таком случае рассчитывать не придётся. А здание больницы предназначено для общественного использования и продавать его часть для чьих-либо личных нужд мне возбраняется.

Я не на шутку испугалась. Что можно сделать в творчестве без ИХ помощи? Без помощи Свыше что от меня останется? Мастерюга, жалкий ремесленник? О философии тогда вообще придётся забыть.

Лишиться помощи Вышних сил – может ли быть наказание страшнее?!

Это было таким потрясением, что я немедленно ударилась в рёв и принялась просить прощение за свою слабость. Обещала делать всё, что от меня требуется, лишь бы мне помогали. Реветь мне пришлось часа три, пока мне поверили и оставили задание в силе. С тех пор я обрела уверенность в необходимости той работы, которую выполняю, и ни разу больше – Боже упаси! — не впадала в тоску от осознания её грандиозности.

Потрясённая этой взбучкой, я оставила почти без внимания другое сообщение, которое шло вслед за первым: здание больницы предназначено для общественного использования (то есть для гостей), и продавать его часть для чьих -то личных нужд мне возбраняется.

 

Немного погодя мне приснился сон: надо подняться по трёхпролётной лестнице в виде буквы «П». Основание лестницы – передо мной, а вторая стойка буквы упирается в площадку где-то высоко наверху. Лестница крутая, без перил, висит в воздухе на каких-то прожилинах. Ступеньки – узкие дощечки сантиметров по 50 длиной. Я смотрю на неё в ужасе – как по такой подняться?! Для страховки обворачиваюсь со всех сторон подушками и забираюсь по лестнице ползком. Падаю с четвёртой ступеньки, но не больно. Стою внизу, опять размышляю, как быть. А подняться надо. И тогда я, собравшись с духом, одним махом взлетаю по всем трём пролётам на верхнюю площадку, и только там, отдышавшись и глядя вниз, думаю: как же это мне удалось?

Сон мне показал стиль жизни на ближайшие три года (три пролёта). Работать, решать сиюминутные проблемы, ничего не бояться, и бегом вперёд вверх. Тогда мне казалось, что за три года я управлюсь.

С тех пор, как только начинала паниковать перед грандиозностью грядущей работы, немедленно вспоминала этот сон.  Да и помощь пошла незамедлительно. Работа кипела, силы давались и творческие, и физические, – что мне ещё надо? А хроническая усталость – дело житейское. Куда от неё при таких нагрузках денешься, если отдыхом являлась лишь смена деятельности?

Спустя пять лет я поняла, что за годы считать надо было не пролёты, а ступеньки.

 

Кроме всего прочего, бумажная волокита тоже требовала внимания. Боже, сколько времени и сил отнял процесс оформления документов на купленные постройки! Тот, кто хоть однажды сталкивался с нашей бюрократической системой, меня поймёт. Только я одолела этот этап, пришлось начать всё сначала: готовить документы для официальной продажи части больницы Лизавете.

Лисанька – Лизавета…Пока она подолгу гостевала в моём деревенском доме, мне пришлось с разочарованием убедиться, что эта обаятельная и добродушная на вид женщина – на самом деле глубоко лживый, лицемерный и нечестный человек. То есть тот тип людей, от которых я готова бежать на край света, лишь бы не сталкиваться с ними. А обаяние для таких людей является всего лишь рабочим инструментом, с помощью которого они добиваются своих корыстных целей.

То, что на душе у меня было неспокойно, мягко сказать. Я хорошо помнила, какой запрет шёл мне от небесных сил, да и в Лизиной нечестности мне пришлось уже не раз убедиться, а потому ничего хорошего от этого соседства я не ждала.

К этому времени Лиза уже начала обустраивать свою часть больницы, постепенно выплатив мне за неё 13 тысяч рублей … Сумма небольшая, обычный деревенский дом стоил тогда у нас не меньше 50 тысяч, и продажа эта была мне не выгодна во всех отношениях. Но коли дала слово, надо его держать… Стала я убеждать силы небесные, что её присутствие здесь необходимо, что мне трудно освоить такие площади – у одной Лизаветы оказалось больше 200 метров. А мне в ответ – вернуть полученные деньги, выплатить ей ещё столько же за моральный и материальный ущерб, — но не продавать. Лиза была нужна как указка, чтобы обратить моё внимание на эти здания, а поднимать их поручено мне. –«Зачем же такую лживую женщину выбрали в качестве указки?» — спросила я. – «Её не жалко было поманить и ничего ей не дать – в наказание за то, что она так поступала с другими», – гласил ответ.

Необходимые суммы у меня были, но и обещание было мною дано…Чтобы дать мне время одуматься, у Лизаветы появилось множество проблем, которые больше чем на полгода отложили оформление сделки. Но я упорствовала в своём заблуждении и непослушании. Как бывает сложно сделать выбор, когда наши житейские представления о порядочности противоречат воле небес! Увы, я не святая, и с раскаянием признаю, что верх одержала человеческая порядочность.

Как только Лизавета вступила в законные права, она очень быстро показала, что для неё самой наши договорённости  – пустой звук, и тут же пошла на меня войной. Как известно, целью любых военных действий является захват территорий, а их обоснованием – дискредитация противника. По житейски говоря, захватить землю соседа, при этом ругая его и за глаза поливая грязью.

Такое коварство, естественно, меня возмущало. Но я была виновата перед Небесными силами, и осознание своей вины парализовало меня грустью и заслуженной обречённостью. Я страстно умоляла силы Небесные простить мне моё ослушание, втайне надеясь, что они примут во внимание моё раскаяние и помогут выполнить порученное дело. Может быть, меня простили, потому что именно в тот момент, не без помощи небес, мне подвернулась «голубятня», которая с лихвой компенсировала площадь, проданную Лизавете. Это было двухэтажное здание бывшего интерната, расположенное неподалёку от галереи, а «голубятней» я назвала его за высоту и голубой цвет обшивки. «Очередная развалюха»- сказал сын, и это здание в отличие от первых действительно было в аварийном состоянии, что не помешало мне  приспособить его под жильё. Правда, ремонтных работ прибавилось ещё больше.

 

Как потом выяснилось, моя вина перед небесами была значительно глубже, чем я думала сначала. Но это особое размышление, которое не имеет отношения ни к галерее, ни к другим постройкам. А касается оно здоровья людей и того, как много невидимых факторов на него влияют. «Связавшись с лжецом, готовься разделить с ним его грехи» – говорит восточная мудрость. А расплатой за грехи становится потеря здоровья и неудачи в делах. Человек ищет сочувствия, рассказывает о своих обидах, а на самом деле обидчиком являлся он сам, а расплату за свои грехи старается скинуть на окружающих. Такой лживый, непорядочный человек подобен сосуду с грязной жидкостью, избыток которой он сливает на сочувствующих ему людей.

Но и эти невиновные люди, набравшись чужой грязи, сами становятся источником заражения. Да и так ли они невиновны? Доверчивость верит лжецу, но рано или поздно обман вскрывается. Если доверчивость нравственна, в этом случае она с негодованием отторгает лжеца, и «навешанные» заболевания не успевают укорениться. Но если у самой доверчивости не хватает нраственности, вскрытые пороки лжеца находят у неё оправдание. Общение продолжается, и в таком случае расплата за грехи одного заслуженно делится на двоих.

И ещё мне пришлось заметить: энергетическое заражение подобно спиду. Оно приводит в активность тлеющие заболевания, и потому они воспринимаются как естественное обострение. Различие заключается в невыносимой боли, которую приносит поражение грязной энергетикой. Такая боль не свойственна реальной болезни. Наверное, энергетика действует на нервную систему, которая болезненно реагирует на вторжение, и только спустя какое–то время болезнь может «укорениться» на уровне материи.

Вскоре по деревне поползли слухи, что Лизавета приносит несчастье, а после её посещений зачастую приходят болезни. Всё это я испытала на себе, и потому была даже благодарна её военным действиям, которые освободили меня от ужасных сердечных приступов, и вместе с тем дали мне повод больше с Лизаветой не общаться. Но и я сама тоже была хороша. Когда увидела, что нарвалась на нечестного человека, зачем продолжала с ним общаться, как ни в чём ни бывало? Правда, стала подстраховываться от жульничества, да и только. Эта боязнь обидеть, нежелание создавать конфликтную ситуацию… В итоге пришла к выводу, что в таких случаях надо без выяснения отношений уходить в сторону, ограничивая общение вежливыми приветствиями, не более того.

 

Но вернусь к своим антикварным зданиям, восстановление которых так перевернуло мою жизнь.

Для бывшей больницы  нашлось в словаре замечательное слово – «витательница». Так в 14 –17 веках  назывались древне-русские «отели», в которых жили «витатели». Какое ласковое слово «витательница»! От латинского слова «вита» — «жизнь». От него веет бревенчатым уютом, расписными ставнями и полатями. Теперь я уже не просто должна, а хочу сделать её такой, как рисует мне воображение и творческий энтузиазм. Но это потом. А в первую очередь – галерея, и — по необходимости – голубятня.

Пришлось привыкнуть к новому ритму жизни, в котором почти не осталось времени для отдыха. Делаю всё сама – копаю и вывожу землю, бетонирую, режу и вставляю стёкла, приколачиваю вагонку, крашу, вставляю замки, чиню крышу. Придумала, как делать банкетки, карнизы для штор, и с успехом всё это осуществляю. Зимой шью шторы, оригинальные ламбрикены, делаю росписи, увлеклась тряпичной аппликацией, заканчиваю работу над «Тайной Вселенной», пишу эти рассказы. У галереи сделала сбоку бытовую каркасную пристройку в виде домика – пряника. Не жизнь, а перенасыщенный раствор.

Если кто – нибудь, подъезжая к галерее, рассчитывает найти здесь «художника», «мистика», «мыслителя», пусть оставит эти надежды у себя дома в чулане. Он увидит маленькую пожилую, неопределённого возраста мадам в кроссовках, футболке, рабочей жилетке и неизменном свитере, завязанном по – туристски рукавами на пояснице. Под вечер уставшую, но весёлую, шуструю, с безголосым мурлыканьем каких–то старых песен. Увы, на внешний вид пороха теперь не хватает. Все творческие фантазии уходят на что–то вовне. Высоким примером служит Преподобный Сергий Радонежский, который в простой рясе выполнял вместе со своими монахами всю чёрную работу в монастыре, и ничуть его это не умаляло. Был он примером для современников, послужит примером и через столетия.

 

Вся галерея в комплексе стала для меня большим произведением искусства. Хочу, чтобы с самого порога начиналась сказка о нашем мире, увиденном глазами поэта – мечтателя. Планирую росписи в холлах, обдумываю индивидуальную особенность каждого из залов галереи. Мечтаю о том, чтобы посетители, покидая эти залы, чувствовали себя добрыми, умиротворёнными и счастливыми.

Забавно, что самоценность моих картин давно перестала для меня существовать – на этом этапе они мне кажутся всего лишь материалом для заполнения плоскости стен. Главным для меня стало создание в галерее ощущения сказочности и уюта.

Теперь я благодарна Небесным силам за возможность создания этого самого грандиозного в моей жизни произведения искусства и благодарна им за помощь, которую они мне постоянно оказывают. Может быть, это и есть то «ПРЕКРАСНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ», которое Небесные силы мне обещали?!

Как гадкому утёнку из сказки мудрого Андерсена, мне хочется воскликнуть: «Могла ли я об этом мечтать?!»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

————————————————————————————————————————————————

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Корзина:

В другой раз у Светочки ночью с серебряной цепочки слетел турецкий кулон – оберег в виде глаза. Цепочка осталась застёгнутой на шее, а кулон в целости и сохранности, с неповреждённой дужкой, лежал на коврике возле кровати. Осталось загадкой, как он мог слететь с цепочки. Обратно нацепить его не удалось: кулон изворачивался и падал, так что мы решили, что на нашей российской почве турецкие обереги чувствуют себя неуютно и работать не хотят.

 

Я вспоминаю мастерскую, где свет лился сверху и наполнял обширное пространство, где создавались эти произведения. В этих картинах раскрылась романтическая душа художника, влюблённого в глубины познания  трансцедентального, которое уводит нас не просто к предкам, а к тем мгновениям Высшего творения, когда по слову Того, Кто создал воды, землю, всю тварь, на ней живущую, который внушил евангелистам слово своё и то, что записано в Ветхом зевете по слову Божию, мы видим в её работах. Здесь действительно творчество, по-настоящему индивидуальное, по-хорошему пронизанное искренним глубоким чувством, порою исключительно лиричное, которое вводило её в мир сказок, в мир тревожных предчувсвий, фантастики, свойственное не только России, но и всему роду человеческому. Мне всегда кажется, что когда она писала свои полотна и создавала графические листы, за её спиной стоял незримый бестелесный ангел, который водил её рукой, по которой шёл ток, лучевое излучение, создававшее импульс творчества, что свойственно очень немногим из ныне работающих художников.

Её индивидуальный путь в искусстве – лучшее доказательство того, что какой бы профессиональной выучкой, каким бы профессиональным мастерством ни обладал тот, в чьи руки вложена кисть или графит, тот, кто пишет маслом, акварелью, делает литографии, доказывает, что не токмо в профессии суть, не просто в способности воспроизводить видимое. Но главное – это подтекст, который очень немногие, можно сказать – редкостные таланты могут уловить и придать ему форму. Не просто передать сходство или статичную форму, о чём писал Блок:

Я хочу безумно жить,

Всё сущее увековечить,

Безличное вочеловечить,

Незримое воплотить.

Это стихотворение может быть эпиграфом к тому, что она создала за много лет своего преданного служения искусству. Не просто искусству государственному, официальному. Она – художник от Бога. Поэому ей диктует сны, фантазии, символические образы нечто особенное, высшее. Поэтому каждая её работа – это не просто выполненное с искусством живописца, графика полотно, лист,- это произведение. Больше того – это творение. И поэтому я хочу напомнить (я всегда напоминаю это в разговоре с художниками), что настоящий художник – от Бога. Не случайно такие властители, как испанский король Филипп 11 поднимал кисти, когда их ронял Веласкез. Не случайно наш последний российский император Николай 11, когда в павильоне Аничкова дворца Серов писал свой знаменитый портрет «Николай 11 в тужурке», его лучший портрет с его византийскими глазами, и когда пришла императрица Александра Фёдоровна и сказала: «Мне кажется, тут что-то не так в колорите…»,  наш гений подал ей кисть и сказал: «Пожалуйста, Ваше Величество, поправьте…». И тогда императрица в гневе повернулась и помчалась через весь Аничков сад к дворцу. Николай побежал трусцой вслед за ней и, вернувшись, сказал: «Уж Вы извините пожалуйста её, она всё-таки училась акварели, женщина, понимаете ли…».

Вот так поступали люди, которые которые чувствовали себя Владыками. Они понимали, что царя можно и убить – в роду Романовых это было, можно заставить отречься от трона. Но остаётся незыблемым талант, который, как и наследственный трон, даруется от Всевышнего. Художника, как существо телесное, можно гильотинировать, расстрелять в лагерях Гулага. Но творчество остаётся. Оно рвётся к небу, оно попадает в музеи, книги. Там живёт душа художника. И вот этими большими категориями, большими свойствами большого искусства наделены работы, вышедшие из её рук, а точнее говоря, из её души.

Среди горного хребта, созданного Татьяной, есть несколько работ, которые можно отнести к числу вершин, в которых с наибольшей силой и полнотой проявлены её индивидуальность и духовность творения. Все по своему содержанию, состоянию символичны. Можно сказать, что в этих работах концепция творчества Татьяны выражена наиболее сильно, выразительно, хотя и в других её полотнах мы видим её Библию, эпос её миропознания, внедрения и переселения в мир первородный, когда формировалась великая человеческая душа.

«Утро человечества»: человек ещё не осознал себя, своего предназначения в мире. Ещё царит ночь над землями, ещё едва открылось око луны сквозь идущие дымом облачные гряды, но вдали в небесах уже виднеется храм, увенчанный крестом. К нему обращены длани пророка. Рядом с ним просыпается человечество. Мы видим фигуры спящих, мы ощущаем, как начинает биться полное надежд сердце человеческое.

Все произведения этого ряда, этого ансамбля работ глубоко философичны, потому что Татьяна не просто создаёт символы, отрешённые от конкретности бытия. У неё всё реально изображенного, но претворённого в некий возвышенный образ, в котором, когда всматриваемся в него, когда ощущаем, чувствуем биотоки, идущие от него, становится образом символов.

К числу их относится ещё одна работа из этого цикла – «Шамбала». Перед нами конкретный пейзаж с поваленным засохшим деревом, перед которым сидят беседующие, ни о чём не подозревающие люди. Рядом полуразрушенное здание – вход в преисподнюю. Туда тоже устремилась какая-то тёмная фигура. И только один человек, путник с посохом, смотрит туда, где в рассеянном солнечном сиянии видны храмы  — все те архитектурные строения, в которых с древнейших времён люди пытались воплотить идею Божьего дома. Это мир радости, в который стремятся поэты, художники. Туда все стремятся, но не все его видят. В этом суть этой работы.

Художница, органически впитавшая в себя всё наследие культуры, не просто хорошо его знающая, но чувствующая, искала свой путь среди этого беспутного периода всемирной истории человечества, свой ответ на вопросы, мучающие всех, кто способен поднять голову и провидеть сущее и грядущее.

«Млечный путь или продажа кумыса в Нарыне». Это сплетение космического и земного, реального. Это мир, увиденный через волшебную призму поэзии. На первом плане – бытовая сценка: женщины гор ждут, когда их сосуды наполнятся кобыльим молоком – кумысом. Но это уже не просто кумыс – это млечный путь, низвергающийся с горных небес. И видно, как по ночному небу среди звёзд идут небесные кобылицы. И очередь за кумысом становится ожиданием таинства, а кумыс – преображенным небесным нектаром. В этой работе органично сплелись земное и небесное.

Но есть в творчестве Татьяны Со-До работы, которые она сама не может расшифровать.

«Ночные мистерии».